Он уже не пытался наносить «больше чем возможно», он просто бил так быстро, как мог.
Ведь он чувствовал кое-что, что давало шанс на спасение. Не ему, так другим.
— Сенсо… — Хирузен, беспомощно наблюдавший за другом, осекся.
— Седьмые Врата: Врата Удивления! — истошно закричал Сенсома, чье тело уже должно было перестать двигаться.
Но оно двигалось. И оно отозвалось.
С почти физически слышным треском разлетелся замок, запирающий до сего момента Седьмые Врата после битвы с Мадарой. Пот, градом льющийся по телу до открытия Врат, стал испаряться, повышая температуру в маленькой усыпальнице. Аура зеленого цвета окутала худую фигурку молодого человека, решившего совершить невозможное.
И у него начало получаться! Нанося удар за ударом, перерожденный чувствовал, как ломает Божественные кости. Он чувствовал, как повреждает внутренние органы. Он знал, что его атаки проходят.
Но регенерация тела была сильнее тех атак.
— Кха-а-а-с-с-ш-ш-ш… — глотка вновь издала шипение, но юноша тут же врезал по ней, прерывая звук.
— «Мусаси учил дышать правильно, когда бьешь,» — сосредоточенно думал Сенсома. — «Нужно отмерять вздохи, чтобы ускориться…»
— Удар! — воскликнул он, в очередной раз впечатывая кулак в то место, где у обычных людей находится сердце. — Удар! Удар! Удар-удар-удар-удар!
После пятидесяти «ударов», юноша смог окунуться в безумие боя и даже стал подавать «больше чем возможно» чакры на каждый шестой удар. Он бил, а тело под ним содрогалось, но регенерировало. Он обрушивал свои чудовищные удары, а труп держался.
И в какой-то момент, Хирузен увидел это…
Тело Сенсомы смазалось, перейдя на качественно новый уровень скорости, а каждое касание его кулака к телу Рикудо, и до того сотрясающее помещение, теперь стало вызывать маленькие землетрясения! Он бил, бил и бил, но в один момент прервался, для того чтобы запрокинуть покрасневшее от напряжения лицо к потолку и заорать во всю мощь своих измотанных легких:
— ВОСЬМЫЕ ВРАТА: ВРАТА СМЕРТИ!
Силой высвобожденной энергии Хирузена откинуло к выходу! Следующим же ударом Сенсома оторвал шевелящуюся руку! Еще удар — кусок мертвой плоти вылетает из усыпальницы! Еще удар — челюсть отделяется от тела!
Чакра Рикудо бесновалась, тело регенерировало, но теперь Сенсома мог выдавать больше урона, чем оно могло восстановить! Сотни ударов, а регенерируются повреждения лишь девяноста. Тысяча переломов, а восстановлены лишь девятьсот.
И напряжение чакры спало. Удивленно охнув, Сарутоби смог, наконец, подняться на дрожащих ногах. Сейчас вся сила Божественного трупа собралась там — в усыпальнице, и пыталась во что бы то ни стало убрать мелкого человечка, презревшего жизнь, вновь отдающего ее ради мира. По щеке Хирузена скатилась одинокая слеза… Он не мог помочь. Он вообще ничего не мог. Лишь бежать.
И он побежал.
Сенсома, краем глаза заметивший это, облегченно выдохнул, бесстрастно наблюдая, как затягиваются ужаснейшие раны на теле Рикудо. Оно уже брыкалось под ним, пыталось скинуть, но вошедший в последние из Врат уже не был простым смертным. Его кровь, испарялась, вырываясь наружу и смешиваясь с кровью самого Рикудо. Темной, бесконечно древней, но кровью — субстанцией, которая дает жизнь. И чакра Рикудо смешивалась с беспорядочно разбрасываемой из худого юношеского тела чакрой, впитывалась в Печать, после ненормального воздействия на которую, начавшую поглощать, а не делиться.
Мешанина обычной человеческой отваги, крови, чакры, плоти и желания сразиться даже с Богом, изменила тело и суть юноши.
— Второй раунд, — хрустнул шеей парень. — Не разочаровывай меня.
Сухая рука Рикудо молниеносно бросилась к горлу Сенсомы, но тот лишь одним замахом оторвал ее от тела. До ухода Хирузена он бил так, чтобы перекрывать регенерацию Божества, но это не означало, что он бил в полную силу.
Ужасная боль стала привычной — юноша абстрагировался от нее, спокойно вычисляя. Сорок семь. Сорок семь ударов на максимуме, и его тело придет в негодность. Сорок семь адских по силе и разрушительной мощи атак, каждая из которых гарантированно убила бы любого противника, чем бы он там ни закрылся.
— Первый!
Снизив скорость, но не потеряв в разрушительной силе, перерожденный раз за разом наносил нечеловеческие удары, отсчитывая каждый. Кости ломались, но тут же срастались вновь под неестественными, неправильными углами. Его это не останавливало. Бить. Бить, пока не умрешь. А потом бить еще.
Пока не победишь.
Но на сорок пятом ударе, когда сознание уже было готово выключиться, личность уничтожиться, а тело отказать от ужасной боли, тело прекратило дергаться. Юноша не успел даже выдохнуть, как изо рта Рикудо вылетело серое облако и начало формировать нечто, прямо перед сидящим на истерзанном трупе перерожденным.
Огромный, гораздо больше человека ростом, но бледный и изможденный… демон, будто призрак или дух, почти прозрачный, но и непрозрачный совсем. Пурпурная кожа, два рога, спутанные длинные волосы, рваное кимоно и церемониальные бусы. Танто, зажатое в зубах и взгляд…
Нечеловеческий взгляд древнейшего существа, полный ненависти, раздражения и… интереса.
— Валяй, ублюдок, — только и сказал ему Сенсома, обессиленно опустивший руки, но так и не вышедший из Врат. — Я все равно сдохну.
Демон повернул голову, осматривая помещение, и интерес в его глазах разгорелся сильнее. Он неспешно вынул танто из зубов и, похоже, намеревался что-то сказать, но…
— Техника Печатей: Контракт Жизни!
Голос Тоширо прогремел над самым ухом юноши, а потом он выключился.
* * *
— Не так много людей могут похвастаться тем, что были здесь.
Сенсома огляделся. Он вдруг оказался на большой светлой поляне с невысокой чистой зеленой травкой. Солнце светило ярко, нагревая, но не безумно жаря, а пение птиц и общие звуки природы ласкали слух, заставляя облегченно выдохнуть и вновь вдохнуть, почти наслаждаясь вкусом свежего и чистого воздуха.
— Это рай, верно? — спросил Сенсома, развернувшись к говорившему.
В самом центре поляны, на холмике, одиноко стояло обычное ветвистое дерево. Яблоня, кажется. А под ним, подобрав ноги под себя, в позе лотоса сидел высокий старец с бледно-серой кожей и двумя рогами на голове. Он был одет в светлые белые одежды и держал в руке длинный и тонкий матово-черный посох.
Юноша глубоко поклонился тому, чье тело терзал всего мгновения назад:
— Рикудо-сама…
Отшельник Шести Путей по-доброму рассмеялся бодрым, никак не старческим смехом:
— Твоя учтивость обусловлена твоим поступком, или же ты и впрямь уважаешь меня, иномирец?
Перерожденный ни на секунду не удивился осведомленности истинного Бога Шиноби. Кто как не он должен знать, почему и
