туфли, спортивные штаны и испачканное пальто, мне прямая дорога на вечеринку фриков.
Ладно, как-нибудь я это переживу. Застегиваю пуговицы и не прощаясь выхожу за дверь. Марк не бежит за мной следом, как в мелодраматичных сериалах. И это хорошо. Да и с чего ему бежать? Он уже вовсю потренировал на мне свой сарказм.
Сбегаю вниз по лестницам, напрочь игнорируя лифт. На улице холодно. Даже морозно. Последний осенний месяц, а я до сих пор бегаю тут в туфлях.
До маршрутки добираюсь со скоростью улитки. Ненавижу эти туфли, выкину сразу, как только приду домой. Сразу!
Но если от дома Валиева до остановки близко, то вот от остановки, на которой я выхожу, до общаги идти минут пятнадцать. Приходится хорошенько поднапрячься, как говорят, собрать волю в кулак и, стерев ноги в кровь, доковылять домой.
На этаже пусто и тихо. Даже на кухне никто ни ошивается.
В комнате картинка похожая, все девчонки сидят по кроватям в наушниках, но, правда, стоит мне появиться, и они мгновенно оживают.
– Ева!
Дашка вскакивает на ноги и пулей мчится ко мне.
– С тобой все хорошо? Одинцов прибегал бешеный как черт, орал, что убьет вас обоих.
– Все нормально, – вылезаю из туфель и отпинываю их в сторону. Завтра точно вынесу эти кандалы на помойку.
– А что на тебе… Мужской костюм? Ты же в платье уходила.
– Уходила.
– Не молчи, расскажи, что происходит, может, мы сможем помочь…
– Да что тут рассказывать, – встревает Надька, – все и так понятно. Максимка бегает в мыле, а наша тихоня крутит роман с Валиевым.
Ее улыбающееся лицо бесит. Я делаю шаг в сторону Надьки, но вовремя себя торможу, иначе точно выдеру ей пару клоков волос.
– А ты не завидуй, – говорю, глядя на нее. – Все искала богатого мужика, а в итоге нашла его я.
– Что ты сказала?
– Что слышала, и не лезь ко мне больше, поняла меня?
– Какие мы важные стали.
Голубцова фыркает, но затыкается. Вот и отлично, пусть молчит. Знаю, что слова о Марке мне еще боком вылезут, но достали. Все они достали. Эта псевдозабота со стороны Дашки и Маринки уже переходит все границы. Про Надьку и говорить не стоит, злобная дрянь.
– Так это правда, то, что сказал Макс? – оживает Маринка. – И правильно сделала.
Оставляю ее реплику без комментариев и спешу переодеться в пижаму. На сегодня мой лимит на диалоги исчерпан.
Но не тут-то было, стоит мне сложить костюм Марка в шкаф и застегнуть последнюю пуговицу на рубашке от пижамы, как в комнату вламывается Одинцов.
И почему я не закрыла дверь на ключ?
– Пошли, – хватает меня за руку, – поговорить надо.
– Сначала протрезвей.
– Я сказал, пошли.
Одинцов тащит меня в коридор и грубо отталкивает Дашку, которая пытается ему помешать.
Оказавшись вне комнаты, я прилетаю спиной в стену, в нее же и вжимаюсь.
– Решила окрутить сразу двоих?
– Нет. Ты просто не посчитал нужным разобраться в ситуации. А буквально вчера настаивал стрясти с Валиева деньжат, разве не так?
– Это тут ща при чем? Хотя правильно говорил, хоть какой-то бы толк от тебя был.
– Что ты сказал?
– Рот закрыла и слушай внимательно, если я еще раз увижу тебя с ним…
– То что? Ударишь? С крыши сбросишь или насмерть засмотришь?
Макс сжимает руки в кулаки. Этот угрожающий жест не дает мне покоя, но я вытягиваю шею и расправляю плечи. Плевать, насколько мне страшно, он не должен этого видеть.
– Значит, врала мне все это время, да?
– Я уже говорила, что нет. Но ты можешь думать все что хочешь. Мы расстаемся.
– Расстаемся?
Его лапища снова сжимает мою руку. Я всхлипываю и пытаюсь затормозить, но Одинцов прет как танк, практически выбрасывая меня на лестничную клетку.
Здесь более глубокое эхо, и слышно нас в разы сильнее.
– Я тебя подобрал, когда все мужики шарахались, а ты…
– Ты меня подобрал? Не смеши.
Видимо, моя внутренняя паника перерастает в истерику, потому что я начинаю смеяться, причем довольно громко.
Одинцов стискивает зубы и, не жалея сил, толкает меня к стенке.
– Дрянь. Ты еще пожалеешь. Поняла меня? На коленях будешь ползать.
– Не дождешься, – ору ему в лицо.
– Посмотрим.
От его крика мои колени подгибаются, и я становлюсь еще ниже.
– Все, что ему от тебя нужно, так это раздвинутые ноги. Когда подстилка надоедает, от нее избавляются. Именно это он и сделает. Но, когда это произойдет, я буду рядом.
Пальцы Макса касаются моей щеки. Он, видимо, ликует. Обнажает неровные зубы и, скользнув рукой ниже, крепко стискивает мое бедро.
– Еще увидимся, Ева.
Отворачиваюсь. Не хочу смотреть в его пьяные, ненормальные глаза. Видимо, такой расклад ему не нравится, но снизу доносится грозный голос вахтовички, и Макс со всей дури хлопает дверью, оставляя меня на площадке пролета третьего этажа. И вот теперь я даю волю слезам. Опускаюсь на корточки и, уткнувшись носом в колени, начинаю рыдать.
Глава 20
Марк
Правда отпугивает. А казалось бы, что может быть лучше правды?
Было опрометчиво пытаться поговорить с ней сегодня серьезно. Ева готова выкрутить каждое мое слово и намерение наизнанку. Придумать глупую небылицу и искренне в нее верить.
Хлопок двери до сих пор бьет по нервам. Похоже, мои слова застали ее врасплох или, того хуже, напугали до чертиков.
Ну что за упрямая девка?
Перевожу взгляд на часы, я просидел в этом ступоре больше часа. Размышлял. Хотел же как лучше, а по итогу…
Оттолкнувшись ладонями от стола, иду в другую комнату за телефоном.
Эта идея созрела у меня почти сразу, но я почему-то тянул до последнего, не желая претворять ее в действие. А зря.
Номер этого самого Одинцова записал себе в первый же день, как его увидел. Синегузов с радостью поделился инфой и даже пожелал удачи. Как знал, что понадобится.
Не уверен, что сегодня это тело способно мыслить рационально, но сцена у театра вышла за рамки дозволенного, больше подобного я не допущу, а значит, придется действовать тоже самым примитивным способом, который мне доступен.
Выбираю из контактов номер Одинцова и нажимаю «вызов».
– Алло.
– Ну привет. Надеюсь, узнал? – отодвигаю штору, наблюдая за поредевшим потоком машин.
– Это кто? – в трубке повисает пауза. Но до него, видимо, быстро доходит. – Ты? Вообще ох…
– Не ори и слушай внимательно. Завтра нужно встретиться. Поговорить.
– С какого я должен с тобой встречаться?
– Поверь, это в твоих же интересах.
Одинцов затыкается на пару секунд, видимо, обдумывает сказанное. Уверен,
