хватит. Выше крыши. Я отдам.
– Ой, Витя! – обратилась ругательством. – Закругляемся, – вздохнула устало, – к банкомату. Только не ходи к Сычу, ладно? – попросила настойчиво. – Нельзя быть ему обязанным.
– Брось, он теперь примерный.
Эти слова ее рассердили сильнее докучливых подозрений.
– Ты ведь помнишь, каким он был? Помнишь, что за мерзости вытворял?
И Витя кивнул согласно, стыдливо вспоминая побои и многочисленные насмешки.
– Лучше не будем вспоминать, – предложил измученно, направляя ее по тротуару в парк.
***
Домой они вернулись в ленивом настроении, именуемом Диной «штиль». За бытовыми спорами и расспросами об учебе Аня даже забыла о причине блужданий по поселку, о шокирующей догадке и янтарном перстне. Витя поплелся в свою комнату, пока она мыла руки в ванной, улюлюкая под нос детскую песенку о том, что «дружба крепкая не сломается»4. Когда же она вышла за кремом для рук, проход в зал настойчиво заслонил брат. По его испуганным глазам Аня догадалась: случилось нечто чудовищное.
– Лучше не ходи, там…
– Отойди! – Аня скользнула за его спину.
Ее рюкзак был порван, вещи разбросаны по полу. Светлые обои стен обезобразили глубокие царапины когтей. Тюлевые занавески свисали с багетных карнизов содранными кусками. Цветочные горшки валялись разбитыми на полу. По белому подоконнику тянулся гнойный след – три массивных лапы и нечеткий отпечаток ладони; вереница жутких отметин обрывалась за открытым настежь окном. Аня схватилась за голову, поворачиваясь и вновь замедленно осматривая учиненный разгром. Витя молча поднимал ее вещи, складывая на уцелевший диван.
– Она была здесь. Та тварь. – Аня выхватила из рук брата свой свитер, принюхиваясь к шерсти. Резкий запах гари вышиб здравые мысли окончательно. – Она пробралась сюда? Рылась здесь? Трогала мои вещи?
Ужас сестры отражался в глазах брата бесами.
– Аня…
– Я сразу поняла. – Она расхаживала взад-вперед. – Когда коты вздыбились, поняла: что-то не так. Могрость была здесь. Притаилось. Все осквернила. Ты проверял другие комнаты?
– Ни следа. Только в зале.
– За мной. Эта тварь пришла за мной! Убери руки! Убери!
– Послушай, не стоит так драматизировать.
Она выронила свитер и вцепилась взглядом в Витю:
– Драматизировать? Драматизировать! – задыхалась обидой. – Тебе плевать, потому что расправой грозят мне.
– Это не так.
– А ты и рад, да? – Аня пристально изучала его, чертя шагом полукруг. – Ты сердишься. Я заслужила угрозы, потому что не скорблю, да? Будь я убита горем, меня бы не тронули? Значит, наказываешь меня? Признайся. Все свои, что уж.
Аней овладела паника, и Витя стоял приговоренным, боясь даже движением усугубить ее отчаяние. Но она зловеще замолчала, ожидая признание.
– Ты справилась. Я не могу тебя винить.
– Я не справилась! – заорала на весь зал. – Вот тебе секрет: она не мертва для меня. Два года назад я себе попросту соврала: Дина уехала. И запечатала память. Понимаешь? Она жива для меня, пока не найду силы смириться. – Аня заломила руки, страдая от сожалений. – И все было хорошо. Хорошо. Зачем только я пошла на могилу? Зачем я увидела эту могилу, – сокрушалась. – Это надгробие, улыбку.
Аня опасно пошатывалась и нервничала. Витя попытался остановить ее хождение.
– Сейчас свалишься. Присядь.
– Я в порядке! Никаких обмороков. Никаких. Я не слабачка! Ты просто ответь, Витя, считаешь, я заслуживаю наказания? Если эти твари не учуяли скорбь, я заслуживаю наказания?!
Витя все-таки усадил ее на диван. Она закрыла глаза, отгораживаясь от угрожающий следов.
– Аня, не стоит воспринимать всерьез слова малознакомого человека.
– У него фотография Дины! Байчурин прав, во многом прав.
– Но только не в том, что ты ее не оплакивала. – Витя встряхнул за плечи, и Аня открыла глаза. По щекам покатились слезы. – Не могу успокоиться. – Ее руки дрожали, она всхлипывала и утирала рукавом кофты нос. – Голова кружится. Ненавижу, когда она кружится. Ненавижу эту немощность, эмоции, обмороки.
– Ты справишься. Мы, – сжал ее плечи, – справимся.
– Нет, нет, – бредила Аня, туманным взглядом скользя по полу. – Тут нужно вызывать Росгвардию, или священников. Или то и другое. Что эти… эти войнуги сотворят? Загрызут?
Ее зрачки расширились в ужасе, ладонь накрыла рот. Витя опустился на корточки и обхватил ее холодные ладони в свои.
– Никто ни причинит тебе вреда. Зубы поломает, верно? – Она мотала отрицательно головой, но Витя настаивал: – Да, поломает. Ты ведь умнее, ты бесстрашнее. Аня! – громко одернул, прерывая ее зарождающийся плач. – Так просто сдашься? Трусливым призракам Морока? – Он посуровел, взгляд его в точности напомнил Дину. Аня даже притихла, как в детстве. – Забьемся в угол или дадим бой? – спросил он, будто все сейчас зависело от ее решения.
Аня опустила руки на колени, пугливо переводя взгляд с окровавленного подоконника на брата. И когда их взгляды встретились, в глазах ее полыхнула злость.
Глава 11. Ловушка
День подозрительно задался с утра. Погода радовала лучами, ночью прибавили отопление до «тепло под одним одеялом», а сестра не разбудила по будильнику, позволив проспать первый урок. Витя последние два года не праздновал день рождения. Семнадцатилетние. Ему казалось, что подобная дата памятна для девчонок. Восемнадцать лет он ждал с нетерпением. Свобода. «Нет» зависимости от отца, обязывающей опеке бабушки. Все двери настежь.
Минут десять Витя бродил бесцельно по дому, заглядывая сонно в небо, где огромные облака грелись рассветом. Аня тарахтела посудой спозаранку, хотя спала часа три от силы. Всю ночь они драили комнаты, заклеивали царапины на стенах узорами из старых обоев. «Винтаж», – отшучивалась Аня, порываясь приукрасить пепельно-розовую спальню бабушки. Она откопала ночные шторы среди старья в коробках и затемнила дом. Телевизор работал сверхурочные. Аня соорудила постель на раскладном кресле, боясь засыпать одна в комнате. Витя настолько вымотался, что уснул бы и на полу, лишь бы сестра успокоилась. Но сон гнали прочь вопросы. Как им защищать себя и дом? Что предпринять дальше?
Они лежали в полумраке, озвучивая полусонно затаенные переживания.
Витя не представлял оружие против могрости, что она такое слабо воображал. Чем отпугнуть войнугов – и подавно. В одном их с сестрой мнения сходились: лучше не выпускать Байчурина из поля зрения. Улица жила затворничеством. Витя предлагал поискать с фонариком в заброшенном доме за огородом, но Аня запретила ему соваться в ветхое строение: хлипкая конструкция сложиться карточным домиком и от чиха. Крыша просела, стены повело вбок. Фундамент поплыл еще лет десять назад, когда не стало хозяев. Соседи за огородом – бабушка и дедушка Лоры – умерли с разницей в один день, прожив в браке пятьдесят три года. Но об этом мало кто помнил, а вот жуткие трещины в стенах врезались в
