сочинении «О роке, судьбе и случае» Салютати утверждает, что воля делает человека в определенных пределах свободным. Но для него важно и то, на какие действия подвигает человека воля, ибо они могут быть добрыми или злыми. Надо, чтобы разум направлял волю человека на такую деятельность, которая приносит благо не только ему, но и всему обществу, каких бы трудов это ни стоило. «Каждый человек создан для других людей, так что в этом бренном мире природа установила… чтобы не только человеку не дозволялось отнимать [что-либо] у [другого] человека, но считалось бы бесчеловечным не приносить пользы, если человек в состоянии это сделать»{232}. Для этого необходимо знание, так как невежество — «ночь для интеллекта и души», — сказано в трактате «О подвигах Геракла». Салютати, таким образом, вновь говорит об обязанности служить обществу. Это служение возвышает и самого человека: «Поднявшись над общим состоянием человеческого, мы живем небесной жизнью, заботимся обо всех людях и ради них действуем, став в результате этого в чем-то подобными богу не потому, что превратились по своей сущности в бога или ангела, но потому, что приблизились к ним благодаря подобной деятельности»{233}.
Новое отношение к земному назначению человека выражено в письме Салютати, обращенном к нотарию сьенской коммуны Андреа Джусти да Вольтерра: «Честная деятельность в миру является более святой, чем бездействие в уединении». Ссылаясь на собственный пример, гуманист подчеркивает, что, занимая высокую должности, он «часто имел возможность противостоять усилиям Дуровых людей и содействовать честным намерениям лучших граждан». Салютати советует Андреа жить «на благо многим, не только для себя, но и для отечества, родных и друзей»{234}.
Эти же мысли о гражданском долге Салютати развивает в письме другу — Пеллегрино Дзамбеккари, который выразил желание уйти в монастырь: «Не думай, мой Пеллегрино, что путь к совершенству — бежать от толпы, уклоняться от созерцания прекрасного, заточить себя в монастырь или стать отшельником… Несомненно, что, уйдя от мира, ты можешь низвергнуться с неба на землю, а я, оставаясь в миру, могу воспарить сердцем к небу. И если ты будешь заботиться о своей семье, детях, родных и друзьях, о своем государстве, включающем все это, служить и отдавать себя им, ты не можешь не вознестись сердцем к небу и не быть угодным богу»{235}.
Таким образом, в миропредставлении гуманистов произошел серьезный сдвиг. Идеалом Петрарки была жизнь в уединении, но уже не монашеская, в молитвах и посте, а посвященная ученым занятиям в гуманистическом духе. Эта жизнь, по его мнению, не приходит в противоречие с гражданским интересом, так как само творчество приносит пользу обществу. Для Салютати идеалом стало активное служение обществу. Если Петрарка упрекал Цицерона за политическую деятельность, считая это занятие недостойным философа, то Салютати превозносит Цицерона именно за участие в политической борьбе, которая привела к его гибели. Петрарка не помышлял о семье не только из-за духовного сана, но и потому, что он был полностью поглощен своей творческой деятельностью. Салютати восхваляет брак, благодаря которому «человек…не встречает одиноким бесчисленные опасности, болезни и наконец старость». Более того, Салютати возводит брак в гражданскую добродетель: оставаться одиноким преступно и по отношению к родине, ибо «такой человек не оставляет после себя ее защитника»{236}.
Канцлер Флоренции, крупного экономического центра, Салютати не только считает занятия ремеслами и торговлей почетными, но отчетливо осознает, что именно им обязана республика процветанием. Он говорит о флорентийских цехах: «Благодаря им мы стали тем, чем являемся». Купцы, утверждает Салютати, воистину необходимы человеческому обществу: «без них мы не можем существовать»{237}.
Будучи государственным деятелем, Салютати не испытывал никаких колебаний во время войны Флоренции с папой, отлучившим ее от церкви. Не случайно в обращении к папе он писал: «Свободу церкви надлежит соблюдать так, чтобы это не нанесло ущерба естественной свободе народов». Поборник флорентийской независимости не мог не быть противником папской теократии.
Искренне верующий христианин и в то же время страстный почитатель античности, он утверждает, что «истина заключена не только в Библии, но и в произведениях языческих» (т. е. античных). И в том, и в другом случае она исходит от бога, служившего источником вдохновения также языческим поэтам, — мысль еретическая с точки зрения ортодоксии, но не вызывавшая порицаний в среде гуманистов.
В изучение античной культуры Салютати тоже сумел внести нечто новое: он, в частности, применял к древним рукописям некоторые приемы филологической критики. Что же касается содержания этих рукописей, то Салютати и другие гуманисты, мифологизируя собственное время и собственные деяния, плохо различали миф и реальную действительность античной эпохи. Так, рассуждая по поводу подвигов Геракла, Салютати не сомневается в их подлинности и лишь предполагает, что Гераклов было несколько, так как не мог один герой одержать столько побед над различными чудовищами, притом в разных частях света. Приписывая же все эти подвиги одному и тому же герою, древние поэты «нарушают историческую истину»{238}.
Салютати выражал в своем творчестве и деятельности, по выражению Гарэна, «героическую эпоху флорентийского гуманизма», прочно связав политику и культуру.
* * *
Самым выдающимся учеником Салютати был Леонардо Бруни (1374–1444), по прозвищу Аретино (т. е. Аретинец, так как он был родом из Ареццо). Происходя из небогатой семьи, Бруни благодаря своему таланту сделал блестящую карьеру. Ее вершиной была должность канцлера Флорентийской республики, которую он занимал дважды (вторично — 17 лет, с 1427 г. до самой смерти). Разносторонне одаренный гуманист, автор философских трактатов, исторических трудов, комедий, новелл, канцон, биографий Данте и Петрарки, переводчик Платона, Аристотеля, Демосфена, Плутарха и других греческих авторов, Бруни во многом способствовал развитию культуры своего времени и оказал немалое влияние на умонастроение самых широких кругов — от мелких ремесленников и торговцев до государей. Он придавал большое значение своей переводческой деятельности, сознавая необходимость научного перевода сочинений греческих мыслителей, ибо, по его словам, схоласты считали нужным переводить «не то, чт* сказал Аристотель, а что он должен был сказать».
Бруни не только упрочил позиции гуманизма, но и существенно обогатил его многими важными идеями. В его творчестве, как и у Салютати, сильнее всего звучат гражданские мотивы. Бруни обосновывает новую концепцию человека и его роли в обществе. Призвание людей — действовать во славу государства. Лишь в обществе, в тесном общении с другими людьми человек может реализовать свои способности и достичь совершенства. «Уединение и уход из общества подобают лишь тем низким духом людям, которые неспособны ни к какой деятельности»{239}. Бруни
