не улучшала внешнего вида, а счётчик в прихожей время от времени издавал странные звуки перед тем, как вылетят пробки.
Тем временем в домах поновее, посовременнее было куда как удобней.
Почему Макс до сих пор никуда не переехала?
Потому что эта «конура» и «каморка» ещё хранила дух Сюзон, доброй волшебницы, которая умела творить настоящие чудеса. Бабушка, мать, отец Макс были магами – но посредственными. А самой Максис и вовсе достались только жалкие огрызки былого могущества!
– Это мой дом, – сказала она, борясь с комом в горле. – И если ты такой умный, читаешь по лицам и так далее, то мог бы не обзывать его конурой.
– Извини, – сказал Жерар, неотрывно глядя на дорогу. – Нет, правда. Извини. Я когда на тебя смотрю… то ничего по твоему лицу не читаю. Ни по лицу, ни по движениям. Я просто вижу раненое существо внутри клетки с очень толстыми и частыми прутьями, и твои раны меня отвлекают от всего прочего. Мне только хочется понять – кто тебя туда запихал. Родители?
– У меня отличные родители, – ответила Макс, – у меня прекрасные бабушки и дедушки, и брат чудесный. Полоть твои артишоки, Жерар… Не лезь туда, куда не просят, а? Если ты видишь рану – то зачем лезть в неё немытыми руками?!
– Я мытыми, – упрямо заявил Мильфей, – я вижу загадку и иду разгадывать. Ну, или вижу рану и хочу знать, что делать, чтобы её залечить.
– И поэтому обязательно надо всё разбередить? Прости, но я не готова доверить тебе самое больное спустя какие-то сутки после знакомства. Не лезь куда не просят. Так сложно не лезть?
– Извини, – немного помолчав, сказал Жерар. – Не буду лезть куда не просят. Пока больше не буду. Но мы всё-таки едем ко мне.
– Едем к тебе, – нехотя согласилась Макс. – Но за это я потребую от тебя запись твоего чистосердечного признания о том, что ты делал в день ограбления банка. Учти, всё это можно будет проверить.
– Хорошо, мадемуазель детектив. Я расскажу всё по возможности честно, – сказал Жерар. – Можешь даже нацепить на меня антимагическую ленту обратно, а потом применить заклятие честности.
– Я не…
– Я тебе подскажу, как это делается. И дам минерал, чтобы у тебя не упали силы посредине допроса. Я сделаю всё, чтобы ты уразумела, а потом убедила всех своих комиссаров: в ограблении банка я невиновен. У меня много грехов. Но я не краду чужие миллионы, – высказался Жерар.
И потом до самого дома молчал. Наверно, вспомнил, что мадемуазель детектив любит молчаливых мужчин.
ГЛАВА 22. Уютный дом
Не зря в одной умной книге было сказано: дом там, где тебя ждут. В какой именно книге, Макс не особо помнила. Но высказывание было чертовски правильное! Её обычно ждал слуга Ролан, и за это ему бесконечная благодарность… А больше никто. Обычно ей самой предоставлялась честь кого-то дожидаться. Иногда – впустую. Стоило припомнить двух или трёх мужчин, с которыми Макс пыталась выстроить отношения, чтобы понять: они от неё брали всё, что хотели. Но что получала сама Максис Жаклин? Пожалуй, только возможность заботиться о ком-то, что не так уж и почетно, если хочешь, чтобы заботились о тебе самой. Родители, кстати, всякий раз ожидали, что дело кончится замужеством, и один раз-таки почти дождались. Но завышенные ожидания – это вовсе не то, когда тебя ждут в уютно освещённом и согретом доме, с ужином и отдыхом. Макс привыкла не тосковать по этим простым вещам: в конце концов, был же Ролан…
А вот Жерара Мильфея ждали. В доме горел свет – не во всех окнах, но всё-таки. Над крыльцом висел яркий фонарь, озаряя вход. У двери, прислонясь к косяку плечом, стояла женщина в накинутом на плечи платке. Вся эта картина выглядела так, словно её написал какой-то искусный художник: синие сумерки, ясные звёзды, желтые отсветы фонаря, очертания дома и кустов, силуэт женщины с бликами света на лице и белом фартуке. Скорее всего, это опять была Полин.
Красиво! И завидно. Столь уютной и мирной картины она не наблюдала никогда в жизни. Может быть, от этого комок снова подкатил к горлу и захотелось чисто по-женски всплакнуть. Вместо этого она вышла из авто и хлопнула дверцей – сердясь на себя, ловкача и весь мир.
– Эй, мой детектив, – окликнул Жерар, выбираясь с водительского места, – не злись так. Говорят, от злости быстрее стареешь.
– Тебе не всё равно? – насупилась Макс. – Я в любом случае старше тебя.
– Лет на пять самое большее, – пожал плечами ловкач, подходя поближе и вместе с Макс любуясь домом, – точнее я всё равно сказать не смогу!
– Почему это?
– А я не знаю точно, когда родился. Моя мать охмурила некоего мсье Мильфея много лет назад, убедив его, что я плод его похождений, и мы поселились в его доме. Мсье Мильфей наивно влюбился, женился и признал меня своим. А маман через несколько лет сбежала, оставив меня в доме мужа! Мсье Мильфей схватился за сердце и в тот же день скончался, оставив мне, но не ей, целое состояние.
– То есть оно у тебя изначально неправедно нажитое, – заключила Макс.
– Ну нет, я же был ещё ребёнком и даже не мог ни от чего благородно отказаться, – засмеялся Жерар, но Макс послышались в его смехе невесёлые нотки. – К тому же это ведь не я охмурял своего благодетеля, а моя маман, которую я едва помню. Сказать по чести, я всегда думал, что он мой отец.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Когда маман меня привела к мсье Мильфею? Года три или четыре, наверное. А когда он умер – лет семь. После этого мной занимался опекун, которому практически не было до меня дела. На моё счастье, он оказался достаточно честным, чтобы сохранить для меня дом и небольшую часть денег.
– Хороший же ходок был мсье Мильфей, если спустя три с небольшим года не мог вспомнить, спал он с этой женщиной или нет!
– Видишь ли, не все люди памятливы на лица и даже, гм, фигуры. А когда дело доходит до более интимных мест, мужчине уже не до воспоминаний.
– Фу, как ты можешь так о
