дает двусмысленные ответы, которые можно толковать по-разному. В храме это делают специальные жрецы — профеты.
— Мне сказали, что оракул простой и понятный, я же только понял, что мне нельзя развязывать концы моего бурдюка с вином и пить из него.
Питфей встал во весь свой высокий рост и, подобно оракулу торжественно стал изрекать:
— «Развязать нижний конец бурдюка», означает — распустить пояс девы, которая родит тебе сына. И этим сыном ты, друг мой, возгордишься, и это означает, что он будет великим героем, может быть, подобным Гераклу. Еще Пифия тебе провещала, что не очень старым ты умрешь от непереносимой печали… И даже в этом тебе можно лишь позавидовать, ведь люди все когда-нибудь умирают, а ты снизойдешь в Летейское царство не слишком старым и дряхлым. Как бы и я хотел избегнуть старости безотрадной и горькой, тяжкой и скорбной, когда непосильной обузой человеку становится одряхлевшее тело. Но только боги, владельцы жилищ олимпийских ни старости не ведают, ни самой смерти, мы же, смертные у времени все во власти…Впрочем, не будем сейчас о грустном. Нам с тобой, друг мой, до старости еще далеко, и люди не должны думать о неизбежном плохом, если оно случится не скоро. Нам сейчас надо думать о близком и очень хорошем — свадьбе!
Эгей нерешительно погладил густую черную бородку и задумчиво молвил:
— Подожди верный мой друг. Не все так радужно и просто. Ты знаешь, что я давно мечтаю о сыне, но одновременно и очень боюсь его появления. Царствование мое неспокойное. Знаю я точно, что братья мои и многочисленные племянники отзываются с нескрываемым обо мне презрением. Иногда мне кажется, что они не начинают войну потому лишь, что я бездетный и ждут моей смерти, чтобы законно Афинами завладеть. Если ж я женюсь и у меня появится законный наследник, то, не знаю будет ли большая война, но уверен, что кровавых заговоров не миновать. Паллантиды постараются погубить моего сына до того, как он сумеет за себя постоять.
— Разумного мужа я сейчас слушал. Очень все правильно, друг мой, то, что сейчас ты сказал мне. Но над Судьбой не властны не только мы, но и боги, и Мойра Лахесис бесстрастно неумолима. Поэтому, чтоб мы не сделали, все будет так, как Старуха Лахесис соткала своим челноком и какие на наши нити жизни нанизала свои колечки. Если хочешь — давай свадьбу лет на 20 отложим, пусть Эфра здесь, в Трезене мне внука родит. Твоего сына я вскормлю и воспитаю, и всем буду говорить, что он сын Посейдона, ведь трезенцы особенно чтут морского царя, это их бог-хранитель, ему они посвящают начатки плодов и на монетах чеканят трезубец. Когда же сын твой совсем возмужает, и сможет за себя постоять, отправим его в Афины, к тебе.
— Знаю тебя, друг мой, давно я, но только сейчас понял, что не зря тебя называют мудрейшим, всегда ты преисполнен самых мудрых решений самых трудных вопросов.
Так ответил Эгей, довольно поглаживая бородку и округлый свой двойной подбородок.
61. Завет Эгея Эфре
Согласно биографу Тесея Плутарху, торопясь в Афины, чтобы принять участие в Панафинейском празднике, Эгей оставил свой родовой меч, доставшийся ему в наследство от Кекропа, и сандалии под огромным камнем с углублением, достаточно обширным, чтобы вместить оба древних символа царской власти. Этот камень, известный как Алтарь Сильного Зевса, находился на дороге из Трезена в Гермий.
Никто не рассказывает зачем Эгей оставил под камнем свои ничем не примечательные сандалии с часто встречающимися узкими посеребренными ремешками, а вот его меч был очень бросающимся в глаза: на его костяной рукояти был свой знак родовой — две вырезанные большие, во всю длинную рукоять, переплетающиеся серебристо-черные змеи с чуть отклоненными в стороны зелеными головами в нижней части и раздвинутыми под прямым углом хвостами вверху рукоятки — герб всех Эрехтеидов.
Оставить свои царские вещи под камнем Эгею предложил мудрый Питфей, он же и указал удобный камень, под который можно было без труда засунуть сандалии и меч, ибо в нем, снизу было подходящее углубление, но, чтобы все вытащить из — под него необходима была большая телесная сила.
Эгей сначала рассчитывал пробыть у друга Питфея несколько дней, однако после прошедшей ночи, обещающей ему долгожданного наследника, он заторопился на Панафинеи. На самом деле он решил не рисковать, боясь, что, если Эфра родит ему сына, то об этом могут узнать Паллантиды, если он задержится здесь надолго. Поэтому он попрощался с Питфеем и, взяв Эфру за руку, повел ее к огромному камню, указанному Питфеем и, подсунув под него сандалии и меч, торжественно сказал юной Питфеиде:
— Если ты, ставшая мне в эту ночь дорогой, дочь моего мудрейшего друга Питфея, действительно родишь от меня сына, а я на это очень надеюсь, то назови его Тесеем потому, что от кого-то из афинян я слышал, что Тесей — означает клад, а один пеласг говорил мне, что «Тесей» означает «будет сильным», на бессмертных похожим. Поэтому я давно решил: если у меня будет сын, то назову его только Тесеем. Неизбежная необходимость заставляет меня тебя покинуть прямо сегодня. Ты же, когда мальчик мой подрастет и станет таким сильным, что сможет сам достать из-под этого камня особенный клад — оставленные мной вещи, расскажи ему, что его отец я и вместе с мечом и сандалиями отошли его ко мне в Афины.
Произнося эту речь, Эгей мечтательно смотрел вдаль, потом уголки его пухлого рта опустились, и он продолжил изменившимся, не свойственным ему повелительным голосом:
— Твёрдо запомни, милая Эфра: все это время ты должна хранить полное молчание обо мне, даже Тесей, пока не станет достаточно сильным не должен знать имя Эгея. Племянники мои дерзкие, пятьдесят сыновей брата Палланта, узнав о живущем в Трезене моем наследнике, обязательно вступят в заговор с целью убийства ребенка, и никто не сможет его защитить. Конечно, у тебя будут спрашивать и люди, и сам маленький Тесей: кто отец твоего сына. Друг мой и твой мудрый родитель предложил про нашего с тобой Тесея говорить, что он сын Посейдона…
Так говорил Эгей внимательно слушавшей Эфре перед тем, как покинуть ее навсегда иль на долгие годы, и тут она не удержалась и голосом испуганным и изумленным перебила:
— Я никому не сказала, но этой ночью, когда ты меня на брачном ложе страстно ласкал, я видела во сне Посейдона и мне казалось, что ты — это он, а он
