нашего. Понятно, что и дальше земли российские тянутся, только степные народы совсем рядом. Так что хошь не хошь, а ухо востро держать надо.
— Чего-то пока мы ехали, никакой степи не видел, — недоверчиво отозвался Аввакум, — одни леса вокруг…
— Твое счастье, что не видал. Не приведи господь в степь ту попасть! И чихнуть не успеешь, как басурманы наскочат и в полон уведут. Сколько дружков моих, что через степь ехали, сгинули навечно.
— Поубивали их, что ли?
— Кто знает, может и жизни лишили, а скорее всего, ясырями сделали. Несколько лет назад встретил одного, что бежал от басурманов, порассказывал ужасов всяческих и клеймо на плече показал, что ему каленым железом выжгли. Так-то… — И он надолго замолчал.
На этот раз уже Аввакума стало тяготить молчание, и теперь уже он стал задавать вознице вопросы, чтоб как-то скоротать время.
— Расскажи еще про Тобольск. Каков он будет, — попросил Аввакум, которого все больше и больше начинал занимать город, в котором ему предстояло провести неизвестно сколько времени.
— С иными городами не спутаешь, — неопределенно ответил Климентий. — С виду город как город, а есть в нем нечто этакое… — И он замолчал, не найдя нужного слова.
— Чего же в нем такого необыкновенного? — не унимался Аввакум. — Сам же говоришь, что город как город, а чем он от прочих отличается?
— Говорю же, сам узнаешь, как в нем чуток поживешь. Одно могу сказать: непростой этот город — Тобольск. — Он чуть помолчал, а потом радостно вздохнул. — Вроде совсем чуть осталось, за тем вон поворотом должны башни городские показаться, гляди зорче.
Аввакум привстал на колени и напряженно стал вглядываться вдаль, надеясь первым увидеть таинственный Тобольск, о котором столько думал за время дороги. И ощутил, как сердце его гулко забилось, словно перед долгожданным свиданием с давно знакомым человеком, который поможет ему найти ту единственную в жизни дорогу, что он ищет уже столько лет и никак не может выйти на нее, постоянно сворачивая не там, где требуется. Что-то подсказывало ему, что именно отсюда, с Тобольска, начнется его настоящий путь и обретет он нечто такое, о чем ранее не догадывался, и познает истину, ради которой он и явлен на свет. И представился ему сей неведомый город сказочным Граалем, где сокрыта тайна, открываемая лишь таким, как он, Аввакум, избранный Богом для дел великих и неугасаемых в людской памяти.
* * *
И убоялся, и сказал: как страшно сие место!
Быт. 28, 17
Как и говорил Климентий, едва лишь они миновали последний речной уступ, перед ними открылась безбрежная снежная даль, опоясанная с северной стороны цепью холмов, тянущихся сплошной грядой, лишь изредка перерезаемой глубокими оврагами. На самом краю ближнего к реке холма виднелись, словно парящие в небе, верхушки крепостных башен, а позади них высились купола церквей с крестами на маковках. Аввакум догадался, то была верхняя часть города, а внизу, у самой реки, что огромной петлей охватывала городские постройки, теснились прочие жилые строения, жались к самому речному берегу и неповторимой россыпью произвольно разбегались вширь, образуя извилистые улочки, переулки и тупики.
Аввакум невольно залюбовался увиденным, хотя после разговора с возницей уже загодя готовился к худшему, ожидая увидеть город-тюрьму, где ему предстояло томиться и ожидать патриаршего прощения. А увидел город-птицу, распростершую свои крылья в излучине реки и готовую взлететь, взмыть ввысь, подняться над грешной многострадальной землей и улететь в неведомые страны, где круглый год цветут дивные сады и поют райские птицы. Ощущение полета создавали и многочисленные дымки, поднимающиеся к небу из печных труб, устремленные в поднебесье и сливающиеся в небесной сини в белесое облачко, осеняющее, словно нимб на иконе лик святого.
«Обличьем как есть райский город, — усмехнулся в бороду Аввакум, смешно топорща белесые от инея усы, — поглядим, каков он изнутри будет».
— Вот он Тобольск, — махнул рукой в сторону холмов Климентий. — Каков?
— Красив, собака, ничего не скажешь, — щурясь, ответил протопоп, пытаясь найти сравнение с открывшейся перед ним картиной. Но не один из городов, где ему приходилось прежде бывать, не шел в сравнение с выросшим, словно из сказки, главным сибирским городом.
И словно по заказу, ударили колокола, зовущие прихожан к вечерне. Тягучий звон наполнил морозный воздух переливчатым многоголосьем, и Аввакум сорвал с головы шапку и, привстав на колени, несколько раз перекрестился, прошептав:
— Слава богу, прибыли…
Подъехав ближе к крайним городскими строениям, они поднялись на пологий берег и медленно двинулись по узкой улочке меж покосившихся домов, большинство из которых не были даже обнесены забором.
— А где же стражники, о которых говорил? — спросил Аввакум возницу. — Никого и не видно.
— То слобода татарская, пока что еще не город даже. Вот как до крепостных ворот доберемся, там они и должны быть.
Действительно, вскоре улица стала шире, и неказистые строения сменились добротными домами под тесовыми крышами с бревенчатыми оградами и огромными въездными воротами, напоминавшими крепостные.
Протопоп обратил внимание на толщину налитых живительным смоляным соком бревен, из которых были срублены жилые дома, некоторые из них очень походили на крепость, а небольшие узкие оконца и вовсе довершали это впечатление. Но меж новыми свежесрубленными домами там и сям красовались остовы обугленных срубов, что говорило о недавнем пожаре, после которого и были поставлены новые дома.
Климентий словно прочел его мысли и указал кнутовищем на выступавшие из-под сугроба головни:
— Говорили мне, что прошлым летом большой пожар тут бушевал, почитай, полгорода изничтожил.
— Быстро же они заново отстроились, — полуутвердительно произнес Аввакум.
— А им чего, лесу вона сколько. Бери да строй.
— Легко сказать, а сам, поди, не пробовал взяться, да и дом выстроить?
— Бог миловал, — отозвался Климентий, резко поворачивая в сторону от выскочивших с соседней улицы двух верховых. Те даже не взглянули на сани и резво проскакали в сторону реки. — Чтоб вас нечистый забрал! — выругался он. — Куда их черти на ночь глядя понесли? — неприязненно глянул вслед верховым.
— Видать, по делу какому, — предположил Аввакум, продолжая внимательно разглядывать городские улицы.
В глаза, прежде всего, бросалась какая-то недоделанность и спешка в строительстве, которая так и сквозила во всем. У большинства из вновь возведенных домов крыши до конца не были закрыты, и огромные проплешины остались в спешке прикрытыми рогожей, а кое-где и вовсе лежали куски дерна. Воротные столбы стояли как попало, будто ставили их пьяные хозяева, ненадолго вышедшие из-за праздничного стола и
