воздухе открытой ладонью. — Что вы видели, а? Конкретно!
— Анимашки, — смутилась девушка. — Про мальчика деревянного… с носом.
— С носом, значит, — Кунда задумчиво дотронулся до стены коридора и вокруг места прикосновения она стала прозрачной. Лучи разъярённого солнца жгли стилобат пятью этажами ниже, по которому от безделья, видимо, маршировало небольшое подразделение «косматых», в наглухо застёгнутых вместе с капюшонами белых рамантелях. — У, погодка-то! — Кунда убрал руку. — А у меня Достоевский.
— Нет-нет, фес Кунда, — спохватилась Вера, — у вас супруги Камачо.
— Камачо и Хомут? — рассеяно переспросил Кунда, разглядывая лицо лаборантки. «На этот блеск первобытной глупости в глазах молоденьких ассистенток и клюют директора клиник, вроде меня, надеясь бесплатно самоутвердиться, оплодотворяя ослепительно девственный интеллект искрами опытной премудрости, — скептически подумал он. — Хорошо, что это не мой случай. Будет с меня и Ульки. Хм, даром, что роботесса…»
Профессор звал Улью роботессой только про себя. Вслух называть искусственных людей роботами считалось неполиткорректным. Такие экспериментальные бионизмы, как ижэн Улья, выпускались штучно и жили на тестировании у больших учёных, чем Кунда тайно гордился, хотя и предпочитал заниматься настоящими людьми. Поэтому, собственно, будучи генетиком и репродуктологом, держал клинику, где совершенствовал технологии экстракорпорального оплодотворения для нужд Министерства по делам эвакуации.
— Мюр Ааль, — профессор взял Веру под локоть и повёл по коридору, — а не может быть дело в аласкопе? Вы не проверяли свой? Мой явно барахлит.
Кунда снял с уха аласкоп, встряхнул его и, едва касаясь, провёл большим пальцем по торцу гибкого многогранника. Как обычно, в воздухе появилось изображение экрана личного информационно-диагностического коммуникатора.
— Ничего же необычного, Василь Лучанович, — Вера вопросительно посмотрела на профессора.
— Да вы послушайте! Он же мне всякий раз выдаёт календарь и начинает читать справочник для космических туристов… этих мифических!
Когда были открыты навигационные поля, казалось, что вот-вот начнётся эра межзвёздных контактов и межпланетного туризма. Но довольно скоро выяснилось, что физиологические ограничения не дают человеку путешествовать, используя новые физические принципы перемещения в пространстве, а отправленные к ближайшим звёздам и за пределы галактики бионизмы так никого и не нашли. Но заливать в аласкопы справочники для туристов, стало доброй традицией.
«Две тысячи сто восемьдесят третий год. Лето. Пятьдесят седьмой день, — текст, проецируемый аласкопом профессора, комментировал проникновенный женский голос. — Краткий словарь. Имэн — искусственный мужчина. Ижэн — искусственная женщина. Фес — обращение к мужчине. Мюр — обращение к женщине. Мил — обращение роботов и искусственных людей к естественным людям обоих полов. Естественные люди по отношению к искусственным и роботам специальных обращений не используют. Аласкоп — персональный ИДК…»
— Ну? Видите, что делается? — возмутился Кунда и снова провёл пальцем по торцу аласкопа. — Сейчас она начнёт расшифровывать, и это никогда не кончится. Приходится переключать вручную.
— Так вам надо просто обратиться в паспортное бюро, — радостно подсказала Вера лёгкий путь решения проблемы. — Или лучше ещё! Покажите вашей Улье, она мигом разберётся!
— Отправил я, знаете ли, Улью… — поведал Кунда полушёпотом, склонившись к уху лаборантки, — подальше. У неё, видите ли, привязанность ко мне… обострилась.
— Да вы что?! — Вера открыла рот и слегка присела. — Она же ро… ижэн.
— Хм, ижэн! Девятнадцатое поколение — это вам, знаете, не шутка. Шутка… Плакать хочется от шуток таких… Ладно, Камачо в приёмной?
— Нет, они в стационаре уже. Идёмте, фес Кунда, я провожу.
…
Раз. Два. Три. По-одъём! Как и последние десять лет службы, ровно в шесть утра Рондо выскочил из рекренала, одетый в повседневную мабуту корпуса Космической полиции. Потянулся, растягивая намятые массажёрами мускулы, запрыгнул на аэротабуретку и свистнул повару. Нацепил на ухо аласкоп и, пока подкреплялся кроличьей сосиской, запивая её отваром иван-чая, просмотрел новости и свежие сводки по округу.
«Контрабанда, контрабанда, самоубийство, — Рондо разочарованно выпятил губы и чиркнул пальцем по одной из граней аласкопа. — Опять скучища!»
— Здрапо1, старшина! — приветствовал Рондо возникшее перед ним изображение пожилого полицейского в парадке.
— Здрапо, Рондо! Ты ещё дома? — безразлично поинтересовалось изображение.
— А что-то случилось? — обнадёжился Рондо, наклоняясь вперёд.
— Опять книжные галлюцинации.
— «Книжниками» же гопники занимаются, нет разве? — Рондо коснулся другой грани аласкопа, и рядом с проекцией полицейского развернулись архивы следственных записей. Рондо отыскал дела «книжников» и запустил слайд-просмотр с ускоренным усвоением.
— Да, ими занимается, городская полиция. Но по одному делу почему-то хотят именно тебя.
— Меня?! — воодушевился Рондо. — Сейчас буду!
— Не трудись. Записи и адреса у тебя в аласкопе. Код — название того пива, — полицейский показал большим пальцем в сторону и брезгливо поморщился, — которое вы тут… ну ты понял.
— Да-да, старшина, давай… побед! — Рондо отключил связь с окружным штабом, допил иван-чай и, заложив свой любимый вираж на аэротабуретке, оказался в шлюз-прихожей: — Акик, лови! И не вздумай распрозрачнивать стены днём! Ослепнешь и устроишь пожар!
— Я всё помню, мил Рондо, — повар едва успел подлететь и подставить поднос под стакан и салфетки, а Рондо уже накинул белый рамантель и отшлюзовался в атриум. Лифтовые капсулы сновали вверх-вниз и от балкона к балкону, развозя спешащих укрыться от дневного солнца людей и роботов. Рондо оглядел их с презрением, как дезертиров. Из соседнего шлюза вышел невысокий кудрявый старик в сером пенсионерском рамантеле и приветственно поднял руку:
— А, фес Роддо! — старик явно был простужен. — Да службу? Вы часто дежурите днёб, я забетил.
— С прошедшей ночью, фес Жатски! Кто-то и днём должен работать, — Рондо сдвинул капюшон на затылок и подошёл к соседу.
— Фес Роддо, де зайдёте да бидуту? — старик улыбнулся, глядя снизу вверх на Рондо, и показал рукой на свой шлюз.
— Я с удовольствием, фес Жатски, но только на минуту. Служба!
Внутри старик включил оломоделер и комнату заполнила уменьшенная копия огромного здания. На обширном стилобате, поднятом над землёй десятками арок, громоздились жилые блоки правильной геометрической формы.
— Кубики, кубики, кубики. Один на другом. Один за другим. Под. Перед. Везде! Похоже на наши дома, — Рондо обошёл проекцию вокруг и обрадовался, что узнал в изображении знакомые черты. — Брутализм! Кажется…
— Да. Это и есть даш доб. Перестроеддый. Бедя пригласили для кодсультаций. Вы же здаете, поток биградтов возрастает.
— Угу, из-за вулкана этого американского. Как его там… Азурсенд — посерьёзнев, кивнул Рондо.
— Совершеддо вердо. Такие доба дачали строить пядьсят лет дазад. Когда солдце ещё увеличилось и дарод подался да север. Оди уже сейчас буравейдики. Что же будет, если их дачдут укрупдять? Что ваше дачальство, фес Роддо, дубает о росте преступдости в такоб скопледдии расдошёрстдой публики?
— Не волнуйтесь, фес Жатски, мы дадим отпор любой преступности. Наберём ещё крепких ребят, как я, и дадим. Нас сейчас больше интересуют новые наркотики.
