Диссоциация существует не просто так. На протяжении тысячелетий мозг и тело избавляли нас от боли, чтобы мы могли жить дальше. Тигр только что сожрал твою жену? Незадача, но застывать в печали – не выход. Лучше отправиться на охоту, иначе твои дети будут голодать. Твой дом разбомбили? Понятно, но сейчас нужно собрать что осталось и найти новый кров. Чувства – это привилегия.
И да, у меня была привилегия. У меня больше не было прежних способов диссоциации: работы, спиртного, забвения – комфортных доспехов, которые позволяли мне вслепую двигаться вперед. У меня не было ничего, кроме времени, мучительного и бескрайнего ничегонеделания. А без доспехов я была нагой, открытой всем ветрам и ливням. Что же скрывалось за занавесом? Боль. Чертовская боль.
Как‑то летним вечером, когда тепло разбудило первых комаров, мы с Джоанной отправились выпить. Бар открывался лишь в девять, но хозяин позволил нам присесть за столик на улице, потому что Джоанна умела мило улыбаться и вежливо просить. Из бара доносились приглушенные звуки джаза, над головой шелестели ветки клена. Джоанна рассказывала мне о своей жизни в Южной Америке, я слушала, кивала и пыталась о чем‑то спрашивать. Но разговор – не дорога с односторонним движением. Когда Джоанна спросила, как у меня дела, я не знала, что ответить. Меня парализовал стыд – за несложившуюся карьеру и свой диагноз. Я не понимала, как поделиться своими чувствами, не перегрузив собеседника.
Джоанна выросла на Среднем Западе, и она буквально излучает удивительную миннесотскую теплоту. Решив поделиться сплетней, она смеется, наклоняется к тебе и спрашивает, можно ли. А отхлебнув слабого чая, она извиняется и продолжает:
– Это говорит мое альтер эго – Легкая Джоан. А что еще я могу сказать? Приходится жить такой, какая я есть!
Поэтому я не рассказала ей о своих чувствах. Что‑то мямлила про себя и в панике рылась в собственном мозге, не зная, что сказать. Вчера я прочла смешную статью в журнале. Джоанна радостно хихикнула – успех! Но потом разговор как‑то перешел на подругу, которая встречалась с совершенно неподходящими парнями. Я и не заметила, что мы начали сплетничать. Мне стало стыдно, и я замолчала. Черт – как одновременно быть и интересной, и хорошей? Повисла очередная пауза. Я стала расспрашивать про Южную Америку, и Джоанна успешно заполнила пустоту. А я продолжала считать свои промахи. Потом мне стало ясно, что это неправильно, – ведь я не могла целиком и полностью отдаться общению с подругой. Я думала о каждом своем слове, а ведь должна была наслаждаться обществом Джоанны! Даже ее дружелюбие и открытость казались мне обвинением. Я завидовала ее интуитивной легкости – ведь ей не приходилось мучительно стараться быть милой, потому что она выросла в любви. Как мне стать такой же, если у меня ничего для этого нет? Почему я – злобная, шипящая кошка, которая никогда не научится спокойно и уверенно сидеть на чужих коленях? Почему мой внутренний зверь всегда заставляет меня сторониться других людей и в одиночестве забиваться в нору?
Казалось, я спускалась по спирали, как кленовое семечко, планирующее с ветки на землю. Я продолжала страдать и после того, как мы с Джоанной разошлись по домам.
На следующий день я отменила все встречи с друзьями до конца недели.
Что бы я ни делала, как бы ни старалась обрести радость, меня ждала лишь моя травма. И она шептала мне: «Ты всегда будешь такой. Это никогда не изменится. Я всегда буду с тобой. И сделаю тебя несчастной навеки. А потом я тебя убью».
В книгах пишут, что это совершенно нормально для таких, как я. Это часть паттерна «трех П»: мы считаем свою печаль персональной, повсеместной и постоянной. Персональной, потому что сами виноваты в своих проблемах. Повсеместной, потому что вся наша жизнь определяется этими проблемами. И постоянной, потому что кажется, что печаль будет длиться вечно.
Но понимание того, что я – типичный пример, как всегда, мне не помогало.
Глава 20
В книгах говорилось: чтобы перестать быть тяжким грузом для окружающих, мне нужно научиться «самоутешению». Мне нужно научиться самой избавляться от тревог, не бомбардируя друзей паническими сообщениями. Терапия и ДПДГ со временем принесут свои плоды. Но, чтобы ощутить облегчение немедленно, нужны медитация и созерцание – об этом говорили все.
Есть немало свидетельств того, что медитация повышает концентрацию и снижает тревожность, депрессию и уровень кортизола1. Медитация снижает активность мозжечковой миндалины, центра страха нашего мозга, и повышает активность префронтальной коры2. Медитирующие люди вырываются из опасного цикла негативного мышления и воспринимают мир с более спокойной и позитивной точки зрения.
Симпатическая нервная система (система «дерись или беги») активируется стрессом. Эта система готовит нас к бегству. Но у нас есть еще и парасимпатическая нервная система – система отдыха и пищеварения. Она снижает частоту сердцебиения, замедляет дыхание и противодействует стрессовой реакции. Медитация активирует парасимпатическую нервную систему3. Это настоящий антидот для стресса. Кроме того, именно так действуют стильные девушки, которые, если верить социальным сетям, хорошо выглядят без макияжа.
Но медитация не принесла мне покоя. Я пробовала заниматься медитацией раз десять, и результат всегда был один. Я пыталась очистить разум. Закрывала глаза и старалась ни о чем не думать. Хотела ощутить пустоту, но идеи лезли в голову одна за другой: идея для нового материала, непостиранное белье, туфли, которые нужно отдать в ремонт. Я думала о чем‑то простом и базовом: упаковке свежего, мягкого белого тофу. Двадцать секунд мне удавалось сосредоточиться на блестящем и ярком белом кубике. Мммм, тофу… А что у меня сегодня на обед? Черт, снова сорвалась! Ладно, сосредоточусь на дыхании. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Дышу ли я столько, сколько нужно? Почему тогда мне кажется, что легким недостаточно воздуха? Может, у меня рак легких? Наверное, я умираю. Это единственное объяснение. А я не заверила завещание у нотариуса. Нужно сходить к нотариусу. А готова ли я умереть? Я никогда не ныряла на коралловом рифе. А сейчас все коралловые рифы погибают из-за глобального потепления. Если у меня рак легких, то мне не разрешат нырять.
Позже я узнала, что дыхательные упражнения для ряда людей становятся более сильным триггером, а не средством расслабления. Похоже, со мной происходило именно так.
И тогда я нашла более удобное для себя упражнение – «заземление». Заземление – это своего рода медитация-лайт. Это тоже акт осознанности, но более краткий, чем медитация, и
