страх. Совсем огромный страх женщины. И такую же огромную ярость мужчины. Там странное. Там сразу ненависть и счастье – это эмоции переполняют. Они слоями, как селёдка под шубой. Я очень люблю селёдку, но сейчас меня про неё тошнит. Нет, так не говорят, но неважно. Здесь вообще не говорят. Женщина хрипит, мужчина тяжело дышит. Ей плохо, ему хорошо.
Больно.
Ей больно.
Я могу помочь? Я могу сделать так, чтобы мужчина… чтобы у него голова взорвалась, например?
Чёрные пятна, красная ярость.
Женщина больше не шевелится. Её левая нога от чулка и выше стала не того цвета. Нечеловеческого.
Я не справилась. Тошно.
Скрип лопаты. Мужчина копает в углу своего подвала. Сейчас он её туда положит и… закопает. Но сперва он распрямит платье, я увижу её лицо. Мне очень надо посмотреть в её лицо. Мне их легче называть «он» и «она». И ещё легче не смотреть. Но я всё вижу!
Он кидает на женщину какое-то одеяло. Жёлтое платье так и осталось задранным. Белая вспышка ярости.
Об это очень больно думать, поэтому я говорю о другом. Точнее, будто мной говорят.
– Женщину в жёлтом платье задушили в подвале, а ночью закопали в углу. Я сейчас увидела!
Ларий покачивается и хватается за подлокотник. Лицо у него бледное и очень старое. Я никогда не видела, чтобы человек мог постареть вот так – прямо на глазах, без фотошопа. В реальности.
– Нет. Нет…
Странно, что он говорит по-русски. Здесь ведь «нет» звучит по-другому. Или это он от боли так? Он же всё-таки Георгий Анатольевич. Ну, раньше им был.
– Нет, нет…
По-другому, я неправильно расслышала:
– Нета… – говорит Ларий и отворачивается.
Её так звали. Нета. Она была его… Кем-то очень близким.
– Ты видела, в каком доме это произошло? – спрашивает меня энергетик.
Я тоже отворачиваюсь. А потом всхлипываю.
– Там серый дом… и семь ступеней… но тут много таких домов… А там ещё над входом на флюгере синий олень.
– Кто? – уточняет патрульный.
– Синий олень с львиной гривой, – мне кажется, я сейчас какой-то бред несу.
– Это Хран, герой детской сказки, – поясняет Ларий. – Он может быть ежом, оленем, львом или пещерным ящером. В зависимости от того, какая помощь от него нужна.
И я вспоминаю обложку книги, которую передали Тай. Синяя спина загадочного зверя, на ней яблоки. Я думала, это ёжикозавр какой-то. А это вообще волшебный зверь из местной мифологии. Кажется, Август про него читал вслух. Или Юра Августу вслух… А я не слушала. Но может, от этого ничего бы не изменилось.
– Раньше в книгоубежище был такой флюгер, ещё на старом месте, у вокзала, – говорит энергетик. – Я туда в детстве ходил, за книжками, всегда смотрел, как он на входе в подвал крутится. Думал, что там пещера Храна. Играл так. Ну мелкий был, понятно… Переживал, когда книгоубежище переехало. Ходить туда не хотел. Книги перевезли, а Храна забыли, вместо него в новом саду деревяшки эти поставили. Я тогда думал Храна себе забрать, но меня кто-то опередил.
Сад книгоубежища. Скамейка в форме «С». Деревянный мальчик с котёнком. Нет, это новое здание книгоубежища. А раньше, оказывается, оно было в другом месте. Там, где… На месте преступления. Книги и смерть… Мне кажется, это как-то слишком.
Мне показали Нету. Не ту, которую нашли в старом книгоубежище, а другую. Молодую женщину, какой она была раньше. Вот это было страшно, воспоминания о том, кто точно умер.
Нета и Ларий познакомились, когда он сюда попал. Именно она его обнимала в воспоминании о том, как он держал толпу своей песней. И потом именно она его укрывала у себя, хотя это было опасно. Мне кажется, Ларий решил остаться в Захолустье именно из-за Неты. Понимал, что без него её уничтожат. Ну, я так решила по его воспоминаниям.
Я не знаю, кого мне об этом спросить. Я просто смотрела. Сперва воспоминания о Нете, потом снова момент её смерти.
Я не знаю, какой была Нета. Что было у неё в голове, какой у неё был запах и любимые слова. Например, ругательства? Она вообще ругалась? Бесили ли её люди вокруг?
В воспоминаниях просто милая девушка в жёлтом платье. Сидит, чай пьёт, ложечкой болтает.
– Это она?
Ларий чуть удивлённо приподнимает брови: ну как бы да, если на экране Нета, значит это она.
Нет, не так.
– Это её?
Он кивает и смотрит в сторону.
Живые воспоминания умершего человека. Неты нет. У нас её совсем нигде нет. А в воспоминаниях она смеётся и поёт, идёт вместе с молодым Ларием по пляжу, сидит напротив него в лодке… нет, в маленькой яхте, они идут под парусом. Это они через залив, надо же, канатки ещё нет, как давно всё было.
Но это её воспоминания и Лария. Как он её видел.
Мне кажется, он на неё смотрел куда нежнее, чем Юра на меня смотрит.
Интересно, а что она сама об этом думала?
Хорошо, что на энергостанции сохранились её воспоминания. Слава местному боженьке, хотя он – это, кажется, сам Ларий.
Мы сидим с ним рядом и смотрим на чужое счастье.
Просто красивые картинки. Ничего особенного. Мне кажется, у любой девушки есть такие. Солнечный день, новое платье, на улице обернулись, сказали приятное. Куда-то успела вовремя и люди вокруг не бесят. Ну нормально так. Как фоточки в соцсетях. Но если человек уже умер, это всё становится другим. Более ценным.
Даже я это чувствую.
– Вот такой она была.
На экране застывает изображение: Нета и очень молодой Ларий сидят на берегу. У Лария в руке яблоко, Нета только что откусила большой кусок, щека смешно топырится.
Красиво.
Я смотрела на Нету иначе, глазами того, кто случайно шёл мимо подвала и заглянул в него. И увидел то, что не должен был. И не мог никому об этом рассказать или сам показать – иногда от страха воспоминания постоянно проигрываются, как на повторе, а иногда тяжкие воспоминания, наоборот, прячутся от самого хозяина. Такие люди живут с вытесненной памятью. Не могут вспомнить что-то болезненное, яркое, очень ценное.
В мире, где эмоции очень важный ресурс, таким людям очень тяжело, у них гораздо быстрее развивается зависимость. Значит тот, кто когда-то это увидел, потом стал фурсишкой. Свидетеля надо искать среди них, подкреплять мои видения его показаниями. Оказывается, видения тоже могут использоваться в суде. Но обычные показания важнее. Значит, нужно найти свидетеля. И, разумеется, убийцу.
Мне кажется, я знаю, где его
