дверь!!
Полысаев увидел что к ноге неподвижно лежащего на прорезиненном полу автобуса добровольца привязан черный короткий отросток длинной не более человеческой руки. Человек этот уже не мог самолично распоряжаться собственной судьбою и оказался втащен за спасительную дверь искусственно.
«Червь!» – догадался Полысаев, разворачивая автобус, проломав при этом гигантскую брешь в ветхом заборе заброшенного огорода. Мимо и назад промелькнул зеленый грузовик. Гвардейцев нигде не было видно. Что с ними? Где они?.. Мысли в голове Полысаева цеплялись одна за другую и торопились попасть первыми к обсуждению, точно голодная свора щенят к тарелке с кашей.
За спиной лязгнул порезавший пол металл. Вниз по ступенькам к запертой двери пролетел дергающийся обрубок. Страшные хриплые голоса. Непонятные крики глушит мотор. Что там у них ??! Обрубок на нижней ступеньке перепачкал панель двери бурыми кривыми линиями и запятыми – ни больше ни меньше предсмертное послание.
Автобус выпрыгнул с гравия на автостраду и вернувшись после крена влево на свою полосу, набрал скорость, не останавливаясь уже больше до самого города.
Россказни толмачей о предстоящей благодати в виде дождя оказались правдивыми ровно настолько, насколько справедливым выглядело бы предположение о возможности снегопада на экваторе. Политые щедрыми обещаниями о скорой передышке среди нападок жары и о не менее скором выправлении ситуации с червями, горожане ( или во всяком случае та их часть, что не утратила дара здравомыслия ) не особенно поспешили верить ни первому ни второму и каждый посчитал за лучшее готовиться к худшему. А именно – к продолжению масштабного барбекю, устроенного небесной канцелярией и к продвижению червей в город, а посему тысячи автомобилей, навьюченные в спешке разнообразнейшим домашним скарбом, рыча и гудя хоботными фанфарами недовольства, скопившиеся на пересечениях основных проспектов города, желая поскорее покинуть его владения и поддавая время от времени друг дружке в зад, не были уже ни для кого удивительной картиной.
Не найдя в себе лишней дозы терпения сидеть на диване и под трепет вентилятора ожидать вместе со всем семейством тетки чрезвычайного сообщения, которое, объявленное заранее, должно было бы уже появиться и стать историей, Маша Корягина решила сама отправиться в город, а именно в парк подле здания Верховного Совета и разузнать на месте что и как должно быть сегодня и что еще более худшего можно ожидать.
Заверив тетку тут же, что никакая напасть и угроза быть травмированной не может быть ей в этом помехой, Маша перекинула через плечо сумку с мелочами, о пользе и нужности которых ведал сам Господь, попросила себе немного бумажных денег и выбралась на улицу. Не зная наверняка еще каким именно путем идти, но представляя уже неплохо положение и расклад нужной ей части города, она зашагала в сторону служивших теперь девушке маяком шпилей с двумя вяло обвисшими в безветренном зное флагами, каковые различимы были прекрасно за крышами дальних домов, куполами церкви и кронами деревьев, составлявших им компанию.
Оказавшись в людской массе намного проще и быстрее становились доступными самые последние новости, рассудила Маша, и если отделить зерна от плевел, отбросив глупые пересуды и не внимая немыслимым предположениям, настоящее положение вещей явственно и четко вырисовывалось на фоне этого дикого разброда температур человеческих мыслей и полярности ожиданий предстоящего конца, о котором каждый говоривший с точностью наоборот повторял или как о конце злоключениям, или же как о конце всяким, и без того робким, надеждам.
Часы на перекрестке, миновать который Маше предстояло лишь спустившись в подземный переход, радовавший своей сырой прохладой, показывали четверть второго. Сверив показания с расположением стрелок на своих наручных часиках, подаренных отцом в день шестнадцатилетия, Маша нашла что разница между спорящими часами совсем незначительна и составляет всего минуту.
Гомон перекрестка, надрывный звук работающих моторов, крики голосов, казавшиеся никчемной тратой сил, ревущее завывание сирены патрульных машин, пробивающихся к месту рассыпавшейся фарами потасовки металла – все это теперь накрыло Машу с головой, как морская волна накрывала ее при купании.
Выйдя по ступеням с другого конца освещенного мерцанием ламп подземного хода, она вновь всплыла на поверхность неуправляемой и оттого нестройной какофонии, заспешив подальше от неспокойного перекрестка вверх по улице, с каждым шагом подгоняя судьбу бежать впереди себя и, не теряя времени даром, мостить путь правильными решениями, перекрывая глубину уготованных ям спасительными мостиками доброго провидения.
Совершая прогулку, Маша ушла от дома довольно далеко. Плененная новизной и интересом неизведанных улиц, она потратила на пешую ходьбу по пыльным тротуарам и тенистым аллеям около двух часов, чего нисколько не заметила поначалу, но лишь некоторая усталость в ногах и чувство голода заставили ее потом вспомнить о предосторожности и чрезмерной волнительности тетки, что и побудило девушку, нашедшую город в суматохе отъезда и в отчаянном разброде предчувствий, повернуть назад и поспешить донести до своих родных всякие выуженные и добытые второпях ее пытливым острым умом новости.
Первой трудностью, с какой столкнулась Корягина, приняв решение возвращаться, стало абсолютное безразличие к ее персоне, стойко и одиноко выжидающей на остановке, тех немногих автобусов, что промчались по проспекту мимо с крайне безразличным видом. Из окна одного из них припавший к стеклу мальчуган ехидно высовывал мелькавшим на тротуаре прохожим острый подвижный язык. Сжалившись над безропотно стоявшей под навесом девушкой, проходившая мимо женщина открыла ей секрет такого странного поведения транспорта. Из слов горожанки Маша узнала что движение по проспекту перекрыто с полудня и самое лучшее, на что она теперь может рассчитывать, так это собственная пара ног.
Поблагодарив избавившую ее от удивленных взглядов даму, Маша прикинула расстояние до теткиного дома, каковое ей теперь предстояло вновь преодолеть пешком и нашла что Провидение, взявшееся позаботиться о ней сегодняшним днем могло бы быть чуточку благосклоннее, так как расстояние это было приличным.
– Прекрасно. – сказала Маша счастливому лицу обладателя банковского депозита с рекламного плаката, украшавшего перегородку остановочного навеса. – Просто здорово! – повторила она еще раз и подняла руку в надежде остановить повернувшую из проулка машину. Денег, находящихся в сумочке, вполне хватило бы на то чтобы оплатить проезд, но так уж вышло что правившего автомобилем и озиравшегося по сторонам человека, с ворохом сомнений взглянувшего на поднятую руку, деньги в этот час не интересовали. Машина умчалась вниз по проспекту, а навстречу ей, растрачивая силы на бесполезное при дневном свете сияние фар, прогрохотали мимо, один
