не так — особенно если он будет отрицательный! А пока постарайтесь уснуть и спокойно провести это время.
— Без проблем, доктор. А сейчас я могу идти?.. — Я слез с кресла и чуть не свалился на пол. — Проклятье, ноги затекли.
— Еще бы! Вы два часа провели почти без движения, — ухмыльнулся Громов. — А так идите, конечно… если сможете.
Я тоже ухмыльнулся в ответ и потопал негнущимися ногами, разгоняя кровь, после чего вышел за дверь, весь одеревеневший, как истукан.
— Не забудьте позвонить! — крикнул Громов в закрывающуюся дверь. — Приятных сно-о-ов!
Выйдя из клиники, я первым делом позвонил Ванессе, и через двадцать минут мы встретились в одном из баров клана Тюудор, который по счастливому стечению обстоятельств располагался неподалеку. В дневное время он работал как кафе, поэтому мы решили пообедать вместе.
— Успешно прошло? — поинтересовалась Ванесса, изящно дегустируя теплый салат с говядиной. — Помогло лечение?
— Пока не знаю. Док сказал, что первый сон покажет результаты, — ответил я, накалывая на вилку куски свинины и картошки вперемешку. — Вроде, удачно. Теперь надо будет проверить. А ты чем занималась?
— Да так, мелочью всякой, ерунда, — уклончиво ответила Ванесса. — Мотоциклы твои продала, к примеру.
— Серьезно? Так быстро? — удивился я. — Вот это «мелочь всякая».
— Я же говорила, что экземпляры хорошие. — Ванесса горделиво вскинула подбородок. — Один аж вообще в коллекцию забрали. Так что могу тебя поздравить, ты теперь миллионер… тоже. Завтра банк разморозит транзакции, и я перешлю тебе деньги. Готовься, их будет прилично. Как говорится, куча.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Без тебя бы у меня была не куча денег, а куча бесполезного железа, с которым я не знал бы, что делать.
— То ли еще будет, — улыбнулась Ванесса. — Впрочем, одна кучка железа у тебя все равно осталась — мой подарок-то я продавать не стала, само собой.
— Ну тут я не сомневался. — Я улыбнулся. — Уж твой-то подарок я продавать и не стану.
— Ловлю на слове. — Ванесса шутливо ткнула меня пальцем. — Продашь — убью!
Остаток дня мы гуляли по городу, наслаждаясь первым выходным, свободным от всякой дичи вроде гонок с авариями или нападений троттлистов.
Никто не обращал на нас внимания, в том числе и из-за того, что Ванесса вместо клановых цветов оделась в белый свободный сарафан, а волосы скрыла под широкополой шляпой, так что вряд ли кто-то смог бы узнать, что это баронесса Тюудор.
Ну а меня в лицо вообще никто не знал, да и не нужен я никому. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться…
Вечером мы вернулись в Академию, и все понеслось своим чередом, исключая разве что момент, когда подошло время отходить ко сну. Так и подмывало уже по привычке растянуть над кроватью паутинку Ловца Снов, но я помнил слова Громова и не стал этого делать. Вечно спать под заклинанием я не могу себе позволить, а значит, придется проверить, сработала ли его экспериментальная терапия, или сделала только хуже.
На всякий случай я предупредил Нокса, что неважно себя чувствую, и что с утра со мной может приключиться такая же беда, как в первый раз. Нокс выслушал мою речь и твёрдо заверил меня, что не будет пугаться, а сразу же позовет сенту Бол, только сначала кинет в меня подушкой, а потом для верности еще и ущипнет, и на этом мы разошлись по кроватям.
Я закрыл глаза и, как всегда, моментально провалился в сон, даже не представляя, что меня ждет.
Такое вообще сложно представить…
Глава 19
Я проснулся и открыл глаза как раз в тот момент, когда Нокс задумчиво тянул к моему носу пальцы.
— Даже не вздумай, — произнес я.
Нокс вздрогнул и поспешно убрал руки.
— Я уж испугался, что ты опять не проснёшься, и придётся вызывать сенту Бол… Решил вот ущипнуть попробовать, чтобы уж наверняка.
— За нос? — Я поморщился. — Здорово придумал.
— А что бы ты сделал на моём месте? Уверен, что то же самое. — Нокс пожал плечами. — Ты как вообще?
— Я отлично, — честно ответил я. — Лучше не бывает.
А я и правда был отлично.
Спал, не просыпаясь, всю ночь, но при этом привычно проснулся, как только рядом со мной начали происходить вещи, которые не должны происходить. Короче говоря, я вернулся в форму.
Но это даже не самая хорошая новость. Реально хорошая новость заключалась в том, что машина профессора действительно сработала и сработала именно так, как он и предсказывал.
Я помнил все, что мне снилось, посекундно, помнил до последней мелочи, так, будто все эти события записали на пленку и засунули мне прямо в голову.
К сожалению, эта пленка все еще оставалась нарезанной на множество кусочков, но теперь они стали чуть длиннее, и их набор выглядел менее хаотичным. Какие-то фрагменты так и сохранили свою продолжительность в половину секунды, но зато другие растянулись уже до двух секунд, и в них можно было проследить какой-то сюжет.
Их было всего три, но, если постараться, между ними даже можно было построить логическую связь, что превратила бы их в части единого сюжета.
В первом эпизоде я видел, как Марк встречается с неизвестным мне высоким человеком, одетым во все черное и с капюшоном на голове, даже обтягивающие перчатки на руках были черными.
Единственным ярким элементом его образа была белоснежная маска, отдаленно похожая на птичий череп, в глубине глазниц которого блестели неестественным, искусственным светом, холодные голубые глаза.
Этот человек (если это, конечно, человек) передал Марку небольшой, с ладонь размером, конверт, и, пока парень раскрывал его — уже исчез. А когда конверт был вскрыт, оказалось, что внутри него — небольшая фотография какого-то молодого парня, совершенно мне неизвестного. И на этом воспоминание обрывалось.
Второй обрывок памяти демонстрировал Марка в каком-то переулке. Он держался руками за угол здания и осторожно, воровато выглядывал из-за него, смотрел на дорогу, на проезжую часть, на которой колесами вверх лежал покореженный спортивный автомобиль. Из его разбитых окон вырывалось пламя такой температуры, что люди рядом с огнетушителями в руках могли лишь закрываться руками от жара, и никто не решался подойти.
И наконец третье воспоминание показывало, как Марк идет вечером по переулку, внимательно вглядываясь в каждую густую тень, попадающуюся по пути. Вглядывается — но все равно пропускает, как одна из теней вскипает, надувается и принимает форму того самого птицеголового существа. Существо протягивает в сторону Марка руку в черной перчатке, его пальцы требовательно шевелятся, словно Марк должен что-то в них положить… И конец.
Каким на самом деле должен быть порядок этих картин, и как с ними согласуются все остальные, буквально на пять кадров — еще предстоит узнать. А узнать это можно было только одним способом. Позвонив профессору.
— Да-да? — отстраненно произнес Громов в трубку. — А, Марк! Рад слышать? А вы почему не спите в такой поздний час? Ночь на дворе.
— Профессор, вообще-то сейчас утро. — Я прокашлялся и вздохнул: не удивительно, что Громов снова погрузился в науку и забыл про время. — Впрочем, ладно. У меня новости по поводу моей памяти и вашей терапии.
— О, это отлично, это нам нужно! — воодушевленно заявил профессор, и на фоне что-то зазвенело — то ли ложка по чашке, то ли скальпель по кювете. — Я внимательно вас слушаю! Как ваши воспоминания? Как спалось?
Я вкратце, без подробностей, и уж тем более без своей интерпретации видений, рассказал профессору об успехах, и он воодушевился:
— Прекрасно, просто прекрасно! Впору писать новую статью о вас, Марк, вы просто клад для ученого! В научном сообществе ваш случай произведёт фурор!
— Точно-точно, — усмехнулся я. — Не зря же меня хотели закопать живьём, что уж там говорить. Но расскажите, что будет со мной дальше, профессор?
— Дальше?.. — растерянно переспросил Громов, которого я, видимо, выдернул из грез о новой научной работе. — А-а, дальше! Надо полагать, что раз процесс первичной дефрагментации прошел удачно, то дальше ваша память справится и сама по себе. Она получила первоначальный толчок, так сказать, узнала необходимую последовательность действий, и теперь остается только ждать.
— Ждать чего?
— Ждать, когда ваша память снова начнет воспроизводить обрывки ваших утерянных воспоминаний, конечно же. С каждым разом они будут всё продолжительнее, память будет собирать из кусочков цельную картину, и, когда она сложится, то останется в вашей памяти, словно никуда оттуда и не пропадала. По крайней мере, я предполагаю, что
