class="p1">– Но я… – начал было Эриксон, однако старуха не стала слушать.
– Уж кому и знать про все окна этого дома, – сказала она, – как ни господину Клоппеншульцу. Это его дом.
– Что вы сказали? – Эриксон даже придвинулся поближе к оконцу, полагая, что плохо расслышал.
– То и сказала, – отпрянула старуха, испугавшись, наверное, что он замыслил недоброе. – Ступайте уже поздорову…
– Этот дом содержит господин Клоппеншульц, вы сказали? – переспросил Эриксон.
– Сказала, – отвечала старуха. – А что в этом такого? И он велел мне никому не сдавать квартир, ясно вам? Вот и ступайте.
И она со стуком затворила оконце.
Эриксон стал прислушиваться. Шаркающих шагов консьержки, которые он различил вначале, не было слышно – наверняка она попрежнему стояла за дверью и ждала.
– А вы не скажете, кто содержит дом напротив? – спросил он через дверь. – Тот, что на Сёренсгаде, номер один.
– Да кто бы ни содержал, вам-то что за дело? – глухо донёсся до него скрипучий голос старухи.
– Мадам Бернике, не так ли?
– Ещё чего! – оконце распахнулось, в нём явилось возмущённое лицо консьержки. – Ещё чего, откуда у этой соплячки столько денег. Она всего лишь домохозяйка. Скажут тоже, – домовладелица, ха-ха!
Возможно, по сравнению с этой старухой мадам Бернике и выглядела соплячкой, но…
– Его содержит Клоппеншульц! – воскликнул Эриксон, оглушённый внезапной догадкой.
– А вот и нет, – довольно помотала головой старуха, счастливая разочаровать собеседника в его догадливости. – Нет, не Клоппеншульц. Там одна состоятельная дама значится в хозяевах, не знаю её имени, то ли Хевальдсон, то ли Хенриксон.
Эриксон не сказал больше ни слова – повернулся и побрёл из тесного двора в сторону переулка.
Не успел он вывернуть на Тиневейен, кто-то схватил его за руку. Он рванулся, ожидая снова увидеть того господина, охотника на воров, но перед ним стояла Магда Винардсон.
– Пойдём домой, Якоб, – тихо сказала она, увлекая его к проклятому дому. – Пойдём.
Эриксон попытался удивиться тому, что ему не хочется сопротивляться – а ему действительно не хотелось, – но и удивляться тоже не было никакого желания. Хотелось только есть и спать – плотно и вкусно поужинать и завалиться в кровать. Хоть бы и в постель Якоба Скуле – неважно, тем более, что это ведь всё равно его постель.
– А Габриэль как крикнет мне: «фру Винардсон, а куда это Скуле опять в такой поздний час отправился?» – неспешно рассказывала Бегемотиха, ведя его за руку к дому. – Ну, я и подхватилась. Как так, думаю, он же не проходил мимо. Заснула я, что ли, думаю. Глядь, а нет – входная-то закрыта. Побежала к чёрной, а оно вона что – так и есть. Выбежала в переулок, а тебя уже и след простыл. Ну, думаю, всё – ушёл наш Якоб. Вернулась, поднялась к Габриэлю, а он мне и говорит: ты, говорит, сходи вон в тот дом – наверняка Якоб где-то там. Ну, я побежала, а ты уж и сам навстречу. Габриэль-то как в воду смотрел.
– Вы и меня тоже убьёте? – спросил Эриксон.
– Да бог с вами, господин учитель! – перешла Винардсон на «вы». – Что вы такое говорите-то! Сейчас, часика через два-три, когда все улягутся, потихоньку вынесем тельце, проветрим хорошенько комнатку, полы подмоем, и будет всё как ничего и не было.
Как ни странно, Эриксону стало легче от её уговоров. Как ничего и не было… Больше всего ему хотелось именно этого. Пусть этот проклятый дом, дни, проведённые в нём, шкаф с трупом, все эти странные люди – пусть они все отменятся, исчезнут, будто ничего этого никогда не было.
Но явно довольное лицо Клоппеншульца, наблюдающего за ними из своего окна, не оставляло никаких надежд.
12
– Вставайте, господин учитель, – услышал он над собой тихий голос Магды Винардсон какое-то время спустя и почувствовал, как она теребит его за плечо.
Он резко сел в кровати, уставился на Макса Пратке, который прижался к стене и косил на него свой безумный глаз.
– Что это? – произнёс Эриксон. – Зачем он здесь?
В следующее мгновение ему подумалось, что они пришли убивать его, и он обежал взглядом комнату, ожидая увидеть все остальные действующие лица спектакля: Клоппеншульца, Линду, Йохана, почтальона, Циклопа и прочих, кто принимал в представлении участие.
Но была только встревоженная Бегемотиха, склонившаяся над ним, да безумный старик Пратке, прижавшийся к стене напротив кровати.
– А что же вы один понесёте жмурика, – отвечала Винардсон. – Я вам не помощница, уж увольте. А Макс будет самое то что надо – он и поможет и сказать никому ничего не скажет, сами понимаете. Так что, давайте, господин Скуле, поднимайтеся и за дело.
В гостиной, возле шкафа было брошено наготове большое старое покрывало или накидка на диван, принесённая консьержкой. Бегемотиха вручила Эриксону заботливо приготовленную маску из марли, в которую был зашит толстый слой то ли поролона, то ли какой-то ткани, и резиновые перчатки. Такая же маска уже сидела на её лице. Эриксон догадался, быстро спрятал нос под эту повязку, натянул перчатки, кивнул на Пратке:
– А он?
– А ему всё едино, – махнула рукой консьержка, – что шло, что ехало, что амбра, что говно.
Под руководством Бегемотихи они с Пратке взялись за дело. Эриксону достались ноги, что было, наверное, легче. Пока они поднимали труп, вытаскивали его из шкафа и перекладывали на покрывало, ему всё казалось, что вот-вот ноги и руки начнут отрываться от размякшего тела, или вдруг лопнет раздувшийся живот и из него хлынет зловонная чёрная жижа. Маска, которая оказалась щедро смоченной водой с уксусом, не очень-то спасала от всепроникающего смрада, но всё же несколько облегчала работу.
Самым трудным оказалось завернуть труп в накидку. Вдобавок ко всему Пратке выдернул изо рта трупа флейту, поднёс к губам и хотел было дунуть, но Винардсон вовремя ударила его по рукам. Потом дурак долго выуживал флейту из-под шкафа, куда она закатилась.
Кое-как завернули тело в покрывало, положили туда же флейту, обмотали свёрток принесённым Бегемотихой скотчем. Она вышла, чтобы на всякий случай послушать на лестнице. Когда дала понять, что путь свободен, они взяли смердящий свёрток и понесли.
Старику Пратке было тяжело, голова трупа то и дело билась о ступени лестницы. Вдобавок с потревоженным телом что-то происходило – в одном месте накидка быстро начала промокать.
Кое-как протащили труп в узкий проём чёрного хода, и Эриксон с облегчением вдохнул свежий ночной воздух. Если не весь город, то прилегающий к Сёренсгаде район спал. Редко где виднелись светящиеся окна, местами играли на стёклах блики от
