— переспросил брат.
— Чтобы не сойти с ума от всего этого поклонения, — пояснил Саша. — Тот факт, что папа́ со мной не разговаривает, создает некоторый противовес. Полезно, чтобы не придавать себе веса, которого не имеешь.
— А ты помолись, — посоветовал брат. — Как раз сейчас покаянный псалом будет.
Саша поднял глаза к золоченым царским вратам, к золотому голубю в ореоле золотых лучей и еще выше: к распятию. Верить бы еще!
Папа́ обернулся и строго посмотрел на Никсу.
— Да, да, папа́, я молчу, — прошептал брат.
На клиросе покончили с псалмами, хор запел: «Господи, помилуй!»
Саша украдкой сделал полшага назад, потом еще полшага. И оказался рядом с дядей Костей.
— Жаль, что среди купцов не было Нобеля и Путилова, — заметил Саша.
— Нобель не купец первой гильдии, завод принадлежит его отцу. А Путилов — дворянин.
— Мне кажется промышленники и фабриканты обязательно должны присутствовать.
— Кое-кто присутствовал. Но надо и меру знать. Ты бы еще фортепьянных мастеров позвал.
— А что не так с фортепьянными мастерами? Плохое дело делают?
— Всех не позовешь.
— И академика Якоби не было среди гражданских чинов, и академика Остроградского.
— Вообще могли быть, — шепнул дядя Костя. — Академик по статусу равен министру, они все, как минимум, тайные советники.
— Это правильно, — сказал Саша, — когда академик равен министру. Только министры были в Концертном зале, а академиков я там не видел.
— Предлагаешь пригласить академиков за кавалергардов?
— За кавалергардов — это в ближайший к Малахитовой гостиной зал?
Дядя Костя кивнул.
— Это считается очень почетным? — спросил Саша.
— Да.
— Значит, за кавалергардов. Они же, наверное, не только нам кланяться приходят, а дела свои решать в неформальной обстановке. Заодно вытрясут из министров денежку на университеты.
— Угу! Нам сейчас только университеты финансировать! — усмехнулся дядя Костя.
— Университеты финансировать гораздо эффективнее, чем финансировать войну. Тот, кто финансирует университеты — войны выигрывает, а кто закрывает — продувается вчистую.
— Голословно, — заметил Константин Николаевич. — Но от тебя ожидаемо. Меритократию будешь строить, да? Слухи доходили.
— Скорее основу под нее.
— Саш, нам до меритократии, как до Японии вокруг Индии. Помнишь, как я тебе про неграмотную помещицу рассказывал?
— Помню, конечно.
— Вот это та точка, где мы сейчас.
— Главное задать направление, — возразил Саша.
— И еще денег найти, миллиончиков десять.
— Найдем.
— Кстати ты с твоим лондонским корреспондентом насчет меритократии не договоришься. Социализм ей противоположен.
— Естественно, — пожал плечами Саша. — А что кто-то счел нас единомышленниками?
Папа́ повернулся и строго посмотрел на Константина Николаевича.
— Костя! — одернул он.
— Да, да, Саша, извини, — прошептал дядя Костя. — Молчим.
Служба окончилась.
В обратную сторону шествие прошло первыми тремя залами: Гербовым, Петровским и Фельдмаршальским. Публика оттуда никуда не делась, и снова их встречали бесконечными поклонами.
Дальше они свернули на Иорданскую лестницу, роскошную с мраморной балюстрадой и ярким плафоном с изображением пиршества олимпийских богов.
На первом этаже лестница вела в Иорданскую галерею с двумя рядами белых парных колонн, а галерея — в Иорданский подъезд.
Они вышли на набережную.
Давно рассвело. Солнце шло к зениту. Небо было лазурным, как весной. Только традиционный крещенский мороз щипал за щеки и хватал за уши. А шапку, между прочим, надеть нельзя, ибо служба еще не кончилась.
Саша с беспокойством посмотрел на Никсу. Он тоже с непокрытой головой. А как же!
На Дворцовой набережной справа и слева от них выстроились полки армии, гвардии и флота. Увидев государя, встретили его громовым «ура!»
А прямо напротив Иорданского подъезда на льду Невы была выстроена временная деревянная церковь с зеленой крышей, усыпанной звездами. Скорее беседка, ибо без стен, только колонны и романские арки.
С набережной к ней вела покрытая ковром лестница.
Здесь, под сенью часовни во льду была вырублена прорубь в виде креста. Помещение было так мало, что под крышей уместилась только царская семья, митрополит и высшее духовенство. Остальной народ толпился на набережной и вокруг на льду.
И народу было столько, что удивительно, что лед не проломился.
Священник трижды опустил в воду крест. И грянули пушки Петропавловской крепости, а за ними — ружейный салют. Один залп сменял другой. Птицы взмыли со стен и кружили в небе.
— Сколько всего будет залпов? — спросил Саша Никсу.
— Сто один, — ответил брат.
Митрополит окропил святой водой из проруби расставленные вокруг гвардейские знамена и всех присутствующих.
Саша опасался, что придется лезть в прорубь в мороз, но обошлось.
Начался парад. Мимо императора церемониальным маршем проходили войска.
Только после парада семья смогла вернуться в свои покои.
И тогда народ ломанулся под сень.
Из окна дворца не было видно, что там происходит.
Только люди выходили оттуда с бутылками, ведрами и целыми бочонками с водой.
— Они действительно ныряют в прорубь? — поинтересовался Саша. — Она еще не замерзла? По-моему, еще при нас покушалась покрыться тонким ледком.
— Ныряют, не сомневайся, — сказал брат. — Еще как ныряют.
— Слушай, я хочу посмотреть на это действо, мне интересно.
— Надеюсь, сам туда не полезешь?
— О, нет!
— Чуть позже, — пообещал не участвовавший в шествии, но вернувшийся на службу Рихтер, — когда народ немного разойдется.
Когда они вышли из непарадного «Детского» подъезда Зимнего, на западе уже горел закат, окрашивая оранжевым и розовым снег на Невском льду и бросая на лед длинные синие тени от колонн «иордани» и копошащегося под ней народа.
Они подошли ближе, и то, что Саша увидел под сенью, повергло его в глубокий шок.
Глава 13
То, что мужики бросаются в прорубь в одних нижних рубахах, а то и нагишом, прикрыв руками причинной место, для Саши неожиданностью не было. То, что женщины всех сословий делают тоже самое, только в рубашках, в общем, тоже.
Но то были дамы, не отличавшиеся стыдливостью, ибо мокрое белье прилипало к телу и только подчеркивало все формы, а эпоха, знаете ли викторианская. Так что наиболее скромные прыгали в прорубь вообще во всем, что на них было, разве что сняв шубу, а иногда и не сняв.
Мужская половина купальщиков со смехом помогала им выбраться обратно.
При этом никаких раздевалок прорубь не предусматривала.
Рихтер взглянул на Сашу и
