— Таким образом, мы возвращаемся к версии, что у него был сообщник или связной из местных модератов, который и провел его к тайнику.
Виктор поморщился и кивнул. По всему выходило, что им самим внутрь никак не проникнуть, не привлекая внимания. Можно, конечно, явиться с ордером от Канцелярии, но… У Виктора даже зубы заболели, когда он представил себе возможные последствия. Мало того, что они спугнут модератов и ищи-свищи их потом по трущобам! Наверняка же кто-то донесет маркизу, что в его дом вторглась Канцелярия, и тот неминуемо поднимет скандал, не столько даже, чтоб подогреть возмущение народа беспределом королевской власти и ее ручных псов, сколько чтобы напомнить о себе и получить разрешение вернуться в столицу в качестве извинения за беспредел Канцелярии (ведь доказать связь Волла с модератами не удастся). Король, конечно же, будет недоволен, что его отвлекают от декадентских театральных постановок ради презренных государственных дел, его недовольством поспешит воспользоваться кто-нибудь из аристократии, к чьим темным делишкам Канцелярия подобралась достаточно близко, чтоб те нервно спали по ночам. А закончится все тем, что де Руана снимут с должности, а остальных просто разгонят, превратив Канцелярию в средство разборок одних аристократов с другими.
А все из-за того, что у Виктора любопытство сильнее осторожности!
Маг поморщился.
— В детстве мне рассказывали, что Старый квартал стоит над катакомбами, оставшимися со времен разрушенной столицы и что большая часть особняков, особенно старых, построенных еще века два назад, соединена между собой тайными ходами, которые ведут к катакомбам.
— И, по-вашему, особняк маркиза один из таких?
Виктор вздохнул.
— Именно. И дом моей семьи. Насколько я знаю, сейчас, пока резиденция моего отца на юге, в нем проживает его младшая сестра с домочадцами. Уверена, она впустит меня, если я того потребую…
— Но тогда о вашем визите и интересе к истории дома узнает вся столица, — усмехнулся Лимьер, прекрасно знакомый с младшей герцогиней д’Альбре, в замужестве маркизой Эстэс.
— Хуже, — скривился Виктор, как наяву ощутивший во рту кислый вкус лимонов, — об этом сразу же узнает отец!
На несколько минут напарники замолчали. Серое промозглое утро уже потихоньку таяло под теплыми желтыми лучами весеннего солнца. Еще чуть-чуть, и на улицах кроме прислуги может оказаться и кто-то из благородных господ, и, ведь не преминут пошутить небесные дьяволы, кто-то непременно узнает Виктора в лицо!
— Мы можем вернуться ночью, — спокойно предложил Лимьер, но Виктор ощутил его обескураженность.
Сам маг злился и начинал закипать. Пока он еще мог сдерживать свои эмоции под контролем, но неудача только распаляла его, а необходимость отступить выводила из себя и требовала срочно что-то предпринять.
Даже что-то ужасно сумасбродное.
— А что, если, — Виктор широко улыбнулся, понимая, как от его слов сейчас напрягся верный Лимьер, — не пытаться не нарушать благостный покой этого милого заплесневелого уголка? Мы же не хотели, чтоб местные хоть что-то заметили, верно? Так почему бы не сделать наоборот? Пусть заметят, запаникуют, поднимут на уши весь город…
— Но заметят не нас? — со вздохом уточнил Лимьер, уже понимая, к чему клонит маг.
— Именно!
— Не уверен, что мы успеем организовать подобную авантюру, тем более без подробного плана.
— Планы — это скучно! — Теперь, когда в голову Виктора ударила очередная сумасбродная идея, его переполняла энергия. Он вскочил и начал мерить шагами небольшой пятачок сквера. Взгляды случайных прохожих равнодушно скользили по мечущейся фигуре среди деревьев, не останавливаясь на ней — Виктор уже не стеснялся и вовсю использовал магию для рассеивания внимания. — Наш выбор — импровизация! Никто не сможет предугадать наши действия, потому что мы и сами их пока не знаем!
Лимьер устало прикрыл лицо ладонью. Иногда ему казалось, что на службу в Канцелярию его взяли именно для того, чтоб присматривать за сумасбродным магом и не дать ему натворить чего-то действительно непоправимого. Оставался только один вопрос: почему ему за это не доплачивают?
Виктор рванул обратно к Старому кварталу, внимательно и хищно осмотрелся, подмечая, где суетятся слуги. Капюшон слетел с волос, обнажив выбритые виски, но его по-прежнему никто не замечал — огибали, как столб или дерево, не задумываясь. Маг вдохновенно размял пальцы. Его идея требовала напряжения всех сил, требовала выложиться по полной и потому приводила мага в восторг. Виктор уже давно устал от скучных и однообразных ритуалов. Вызов — вот чего ему не хватало.
— Посмотрим, — пробормотал он себе под нос, и мир перевернулся.
Он видел всех людей в квартале, был каждым из них. Чувствовал и боль в суставах старой графини, из-за которой та промаялась бессонницей, и ноющие мозоли на ладонях трубочистов, и мягкий жар, ласкающий кожу суетящейся кухарки. На какой-то миг Виктор оказался в мыслях каждого из них, а потом снова вернулся в свое тело, в границы своего разума, и стоял, покачиваясь и улыбаясь, как блаженный.
Он успел.
Крошечное семя осталось в разуме каждого человека, кто в то утро находился в Старом квартале. Даже не оформленная в слова мысль, а образ, чувство, глубинная тоска, зудящая в груди. Виктор уже выдохся, магия его схлынула, а семя только начало прорастать, корнями оплетая мысли слуг и господ, отравляя их предчувствием чего-то великого и значительного.
Виктор пошатнулся и ухватился за плечо Лимьера.
— Кажется, я немного перестарался, — пробормотал он, пытаясь не сползти на землю.
Лимьер нахмурился. Он не заметил ничего значительного, что могло бы показать, что силы мага не растворились впустую. Все так же спешили слуги по улицам, зеленщики доставляли корзины со свежими овощами к черному входу, где их уже ждали кухонные слуги. Почтальоны передавали посылки и стопки писем и карточек из рук в руки дворецким. Степенные гувернантки торопились к пробуждению своих подопечных, клерки и секретари уже разбежались по поручениям своих высоких покровителей.
***
На первый взгляд в обыденной жизни Старого квартала ничего не изменилось, только Виктор как-то посерел и всем весом оперся на плечо Лимьера. Глаза мага закатилось, а слабое дыхание едва улавливалось. Не дожидаясь, пока не рассеются чары отведения глаз, Лимьер утащил потерявшего сознание начальника в узкий переулок, куда выходила черная дверь всего одного дома.
Постепенно гомон на улице становился все громче и громче, люди выходили из домов, толпились на улицах, пялились в небо. И слуги, и дети, и благообразные господа, судя по виду, только глаза продравшие и даже не успевшие толком одеться. Мелькнуло даже несколько дородных дам и нежных девиц в светлых ночных рубашках.
Это уже совсем не походило на обыденную жизнь благообразного квартала. У Лимьера под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Он никак не мог понять, что же учинил его начальник, и потому это его пугало до холодка в желудке и кома в горле. Он никак не мог решить, что сделать лучше: выглянуть из переулка, рискуя привлечь внимания, или так и остаться в неведении. Пожалуй, второе пугало его больше.
