Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Современная жизнь полна ловушек. Иногда их ставят маркетологи и рекламщики, точно знающие, чего хочет слон, – а слон хочет совсем не счастья.
Гипотеза счастья, переработанная и дополненная
Когда я только начинал работать над этой книгой, мне казалось, что у Будды были бы серьезные шансы на конкурсе «Лучший психолог последних трех тысячелетий». С моей точки зрения, его диагноз тщетности всякой борьбы был необычайно точен, а обещания безмятежности – крайне соблазнительны. Но чем больше у меня копилось материалов, тем сильнее крепло убеждение, что буддизм, вероятно, основан на неадекватной реакции, а может быть, и на ошибке. Как гласит легенда, Будда родился на севере Индии и был царевичем (Conze, 1959). Когда он родился, получив имя Сиддхарта Гаутама, царь услышал пророчество, что его сын покинет дворец, уйдет отшельником в леса и откажется наследовать престол. Поэтому, пока юноша не вырос, отец старался привязать его к дворцовой жизни при помощи чувственных удовольствий и не показывать ему ничего, что могло бы его огорчить. Юный принц женился на прекрасной принцессе и жил на верхних этажах дворца в окружении гарема из прелестных наложниц. Но все это наскучило ему (принцип адаптации), и юноше стало любопытно, каков же мир за стенами дворца. В результате он уговорил отца отпустить его на прогулку в колеснице. Утром в день поездки царь распорядился, чтобы все старые, больные и увечные сидели дома и не показывались. Однако один старик замешкался на дороге, и принц его увидел. И спросил возницу, что это за странное существо, и возница ответил, что все рано или поздно постареют. Юноша вернулся во дворец потрясенным. Назавтра во время прогулки принц увидел больного, изувеченного недугом. Снова объяснение – и снова возвращение во дворец. На третий день юноша увидел похоронную процессию. Это стало последней каплей. Узнав, что старость, болезни и смерть ждут каждого, принц воскликнул: «Поворачивай колесницу! Не время и не место для увеселительных прогулок. Разве может разумный человек не обращать внимания на творящиеся кругом несчастья, если он знает, что и его ждет гибель?» (Conze, 1959). После этого принц оставил жену и гарем и, в соответствии с пророчеством, отказался от прав на престол. Он удалился в леса и ступил на путь к просветлению. После просветления Будда («Пробужденный») стал проповедовать, что жизнь есть страдание, а единственный способ избежать страдания – разорвать связи с удовольствиями, достижениями, репутацией и вообще жизнью.
Но что произошло бы, если бы юный принц сошел со своей золоченой колесницы и поговорил с теми, кто показался ему таким несчастным? Может быть, ему стоило задать несколько вопросов беднякам, старикам, калекам и больным? Один из самых отважных молодых психологов Роберт Бисвос-Динер, сын пионера теории счастья Эда Динера, так и поступил. Он объехал весь мир и везде расспрашивал людей, как они живут и насколько удовлетворены жизнью. Куда бы он ни отправился – в Гренландию, Кению или Калифорнию – оказывается, что большинство опрошенных (за исключением бездомных) скорее довольны, чем недовольны жизнью (Biswas-Diener and Diener, 2001; Diener and Diener, 1996). Он расспрашивал даже проституток в трущобах Калькутты, которых нищета вынудила торговать собой и приносить свое будущее в жертву болезням. Хотя эти женщины были довольны своей жизнью значительно меньше, чем контрольная группа студенток калькуттских колледжей, все же они в среднем оценивали свою удовлетворенность по каждому из двенадцати конкретных аспектов своей жизни как «скорее довольна, чем недовольна» или как «ни довольна, ни недовольна». Да, они испытывали лишения, которые большинству из нас, жителей Запада, показались бы невыносимыми, но у них были близкие друзья, с которыми они проводили много времени, и большинство сохраняли связи с семьей. Бисвос-Динер приходит к выводу, что «калькуттская беднота живет так, что не позавидуешь, однако в этой жизни все равно есть смысл. Бедняки придают большое значение доступным для них нематериальным ресурсам и находят удовлетворение в различных аспектах своей жизни» (Biswas-Diener and Diener, 2001). Подобно паралитикам, старикам и другим группам, которых юный Будда пожалел бы, жизнь этих проституток изнутри гораздо лучше, чем кажется со стороны.
Кроме того, Будда делал такой упор на отрешенность от всего сущего еще и потому, что жил в бурные времена. Цари городов-государств вели непрекращающиеся войны, жизнь и судьба простого человека могла в любой момент полететь в тартарары. Когда жизнь опасна и непредсказуема (как и у философов-стоиков, живших при взбалмошных римских императорах), глупо искать счастья, пытаясь взять под контроль внешний мир. Но теперь всё не так. Жители богатых демократических стран вполне могут ставить себе долгосрочные цели и рассчитывать их достичь. Мы привиты от различных болезней, защищены от стихийных бедствий, застрахованы от пожара, грабежа и автомобильных аварий. Впервые в истории человечества большинство жителей развитых стран доживает до 70 лет, и родителям не приходится хоронить своих детей. Хотя всем нам по пути достается вдоволь неприятных сюрпризов, мы способны адаптироваться к чему угодно и пережить почти что угодно, и многие из нас считают, что страдания делают нас лучше. Поэтому призыв разорвать все связи, чураться чувственных удовольствий и таким образом избегать страданий из-за поражений и утрат кажется мне теперь не вполне адекватной реакцией на неизбежное присутствие некоторого количества страданий в жизни каждого из нас. Многие западные мыслители видели все то же самое, что и Будда, и болезни, и старость, и смерть, и пришли совсем к другим выводам: страстная привязанность к людям, целям и удовольствием позволяет прожить жизнь по-настоящему. Как-то раз я слышал доклад философа Роберта Соломона, который прямо назвал философию непривязанности оскорблением человеческой природе (в дальнейшем я нашел печатную версию доклада – Solomon, 1999). Жизнь, построенная на интеллектуальной рефлексии и эмоциональном безразличии (апатии), как советовали многие античные философы, и безмятежного отказа от борьбы, как советовал Будда, – это жизнь, посвященная уклонению от страстей, а жизнь без страсти – это нечеловеческая жизнь. Да, привязанности влекут за собой страдания, но еще они приносят нам величайшую радость, и эти перепады, которых философы так стараются избегать, ценны сами по себе. Услышав, как философ одним движением отметает огромный пласт древних учений, я был потрясен и огорошен – однако как студент последнего курса философского факультета еще не слышал докладов, которые так вдохновляли бы меня. Я вышел с ощущением, что надо здесь и сейчас сделать что-то такое, чтобы ощутить жизнь во всей ее полноте.
Мысль Соломона с философской точки зрения была еретической, однако она очень распространена в романтической литературе и в произведениях о живой природе: «Мы не проживаем свою жизнь и на четверть, почему мы не плывем по течению, не открываем шлюзы и не разгоняем колеса на полную мощность – имеющий уши да услышит. Задействуй свои пять чувств» (Генри Дэвид Торо, 1851, в кн. Broderick, 1990). Такое мнение высказывал и будущий член Верховного суда США (воплощение бесстрастия): «Мне думается, что, поскольку жизнь есть действие и страсть, человек должен разделять действия и страсти своего времени, иначе могут сказать, что он и не жил вовсе» (Оливер Уэнделл Холмс-младший, 1884, «Выступление в День памяти павших 30 мая 1884 г.», в кн. Holmes, 1891).
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86