На третий день работы, когда копали яму под фундамент, земля исторгла серебряную монетку и землекоп принес ее деспоту.
С одной стороны был вычеканен лик с венцом правителя на голове, крестом в правой руке и скипетром в левой, с другой же – три скрещенные копья с надписью: «Володимир на престоле, а се его сребро».
В богатой библиотеке ученого деспота Стефана одна книга с обгоревшим корешком и пожелтевшими страницами занимала особое место. Он вчитывался в нее, дивясь богатству, хранившемуся в переплете с поврежденным хребтом. Кто знает, через что пришлось ей пронести то, что она содержала, однако оно осталось неповрежденным.
Деспот с жадностью читал предание и посматривал на монетку, которая отвечала на его взгляд поблескиванием. Книга учила, что три серебряные монеты спрятаны в трех святых местах, а в центре этого треугольника – серьга, глубоко в землю закопанная. Одна. Вторая давным-давно по свету странствует, с тех пор как еще до христианского императора Константина обе они были сделаны из золотого креста, который один христианин отдал как выкуп за жизнь своего сына. Выкуп-то с него взяли, а сына не вернули. Однажды утром среди захваченных драгоценностей обнаружились серьги, с рубином посредине и невинными белыми жемчужинами по сторонам, вот только неизвестно было, кто их изготовил. Они одна за другой исчезли в течение следующих трех дней, а кто их взял, так тайной и осталось. Имелись подозрения и обвинения, но найти их это не помогло.
Знак креста над ними. И если даже где-то обнаружится лишь одна, и она добро принесет. Выпрямятся поколебавшиеся в вере, поднимется народ.
А когда рубины, из крови праведника возникшие, составят пару, начнутся великие времена перемен.
По просьбе деспота однажды утром прибыл монах из монастыря Студеница и протянул ему скромный узелок. Теперь соединились две одинаковые серебряные монеты. Третью за всю свою жизнь он так и не нашел, и даже не напал на ее след.
А до конца книги все ему никак не добраться. Сопротивлялась, как он ее ни читал, все к одному и тому же возвращался.
Он любил охотиться в лесах Северной Сербии, на охоте судьба его и настигла. На месте, называвшемся Главица, голова его упала на грудь и кречет с руки не взлетел.
Перед самым выездом на охоту он, восхищенный своим открытием, на задней обложке с внутренней стороны записал то, что увидел между строк. Что в первый раз на земле Сербской, ведомые высшим Промыслом, серьги соединятся в полночь с 9 на 10 июля 1856 года. В этот час под знаком креста и православия в местечке Смляны родится человек, с которым начнутся и закончатся времена великих перемен.
По меркам преходящим, время пройдет недолгое и близким будет следующее их соединение.
Человек, предопределенный происхождением и помеченный меткой на плече, упорным трудом, соединяя прошлое с настоящим, призовет будущее.
Сначала и третья монета должна будет оказаться на поверхности земли. Потом появится пророчество на картине, ибо картина будет оттиском грядущего. Нужно только, чтобы все это было прочитано…
С помощью двоих, действующих вместе как один, скрытое намерение и древнее завещание осуществятся.
Серьгам не суждено сверкать рядом. Они снова разъединятся, и, каждая своими путями, станут во времени следовать создавшему их Промыслу.
Спешил деспот, книга осталась открытой, чтобы высохли чернила. Закрыть книгу он не вернулся. История вытекла из нее и пустила корни.
Книга вторая
Сербия, наше время.
В одно мгновение закончилось бурлящее десяти-вековье, а шар земной по-прежнему – наше поприще. Время мрака отступило перед надвигающимся светом, но оно не ушло навсегда – чтобы оставаться на освещенном месте, и человек, и народ должны постоянно держаться за путеводные нити света.
В Новое время силы зла не исчезли. Некоторые затаились, некоторые разгорелись, а есть и такие, что постоянно тлеют и прикидываются добром – они-то как раз самые опасные. Не только время мрака было переломным, искушения приносит все, что приходит…
Потребность искать путь спасения и любви существует постоянно. Но нива не принесет урожая, если ее не засеять вновь.
Все продолжается дальше… Тот, кто во времена мрака принес людям свет, оставил после себя искры, они горят в вихре времени и пространства.
А любовь – единственная, судьбоносная, но незаконченная – после десятивекового поиска плодотворно претворяется в жизнь по княжескому завещанию.
В Новое время на широких просторах прорастет и восходит семя добра, следуя своей родной, кровной традиции и волшебным духовным связям. Держась за те же путеводные нити света, которые при рождении озарили лицо князя Владимира, сегодня это семя снова сеют его потомки.
Водоворот
Дар живой воды
Дом Магды-травницы стоял на холме. В подоле у нее в любое время года шуршали всевозможные растения, выбранные ее знающей рукой. Даже зимой, пробираясь по следам ланей и других лесных животных, обгладывающих деревья, она находила и обрывала сухие целебные травы, зимующие под снегом. Платок аккуратно завязывала вокруг головы и закрепляла узлом на затылке. Глаза ее, глядевшие исподлобья и из-под платка, были как раскаленные угли в глубине пещеры. Слова держала на запоре за оградой зубов.
Запястья обеих ее рук в несколько рядов обвивали тесно нанизанные красные зернышки жемчужин неправильной формы. Наряду с пьянящим ароматом сухих растений это было единственным украшением ее небольшого, заточенного в темные одежды тела. Говорили, что она может и заколдовать, и снять чужую ворожбу, но подтвердить этого никто не мог. Или не хотел. Те, кто ходил к ней по своей необходимости, говорили о ней неохотно и очень сдержанно, да так и следовало, ведь чары обладают силой, только если они сокрыты.
На другом холме, по ту сторону села находившегося в котловине и состоявшего из домов, расположенных кучками и крытых где черепицей, а где плоскими камнями, было местное кладбище. Окруженное каменной оградой, старой и изъеденной временем, оно издали напоминало большую витрину. Смотрело на село, село – на него. Когда женщины на похоронах причитали по покойнику, не было того, кто бы их не услышал.
Но село воспринимало это спокойно.
– Не жалей ни чьей судьбы, говорят, каждый получает, что заслужил. Кто не родился, тому и не умереть.
А вот то, что заставляло село беспокоиться, была песня Марики.
Выросла Марика, дочка Магдалины, но и ее, и мать редко кто видел. Марику, если и появлялась, было не слышно. Улыбнется, опустит глаза, и все без единого звука. Невысокого роста, тоненькая, с мелкими чертами лица, большеглазая. Нос маленький, если она взволнована, ноздри ее трепещут. Губы полные, всегда плотно сжаты, словно во рту воду держит. Женщины даже предполагали, что она немая, в деда. А может, просто молчаливая, как мать.
