и с детства привычной. Но каждому – своё…
– Я видела вашего с Велией малыша – славный он у вас получился. Крепенький, здоровый, но спокойный и почти нехлопотный – не то что мой. Сделал бы и мне такого же, что ли?
Мля! И эта туда же! Тут и Юлька то и дело за тем же самым клеится, и хотя пока что мне ещё удаётся отмазываться занятостью, для неё это уже идея-фикс. Чем ей Серёга ейный в этом качестве не подходит, хрен её поймёшь. Ладно бы он ещё больной какой-нибудь был или дурак дураком – так нормальный же абсолютно. Что рохля – это да, есть такое дело, ну так когда родоки крутые, и всё по блату достаётся, а самого ни разу не в ежовых рукавицах воспитывали – дело обычное и закономерное. Хрен меня знает, каким бы я сам был, если бы меня в такой блатной семейке родиться угораздило. Что невезучий – тоже верно. Вместе с оставшимся в том нашем прежнем мире блатом там же осталась и обусловленная им везучесть, а вот природная – ну, я в принципе не склонен так уж прямо с порога отметать версию о факторе генетической предрасположенности ещё и к ней, а туземцы в этом вообще свято уверены, но и абсолютизировать этот фактор тоже смысла не вижу. Жизнь – она сложнее и навороченнее устроена, и к простеньким схемкам её не сведёшь. Но баба есть баба – вбила себе в башку чушь, уверовала в неё, и хрен её теперь переубедишь. Современная образованная баба – чего уж тут тогда от этой финикийской обезьяны требовать? Тоже мне, быка-осеменителя нашли!
– Чем тебя муж для этого дела не устраивает?
– Ему уже за пятьдесят. Представляешь? Я, конечно, и не ждала, что меня – не первой уже свежести и с ребёнком – возьмёт молодой красавец, но это уж слишком! На ложе – ну, для своих-то лет он не так уж и плох, но много ли удовольствия принадлежать такому мужчине?
– Так тебе от него нужно удовольствие или ребёнок?
– Ты так и не понял, хи-хи! От такого я не хочу ничего! Ну, кроме его богатства и положения в городе, конечно. Ты только представь себе! Он наедается за ужином всяких повышающих мужскую силу травок, влезает на меня и имеет как левой ноге захотелось! Я сперва в ужасе, затем – в изумлении, наконец мне это с ним даже начинает нравиться – в кои-то веки! Представляешь? И вот, когда дело близится к развязке, а я уже предвкушаю то, за что и люблю это дело – ему вдруг прохватывает поясницу! И он – ни туда, ни сюда! И ничего ему больше не хочется! Представляешь?
– Прострел? Ну, есть люди гораздо моложе меня, которые этим страдают, а уж для старика – простительно.
– Он тоже страдал этим ещё с молодости – мне рассказала его старая служанка. А ещё он – низкорослый недомерок, лысый и пузатый, и у него гнилые зубы. Я не хочу, чтобы такими были и мои дети!
– Ну а вокруг? Соседи там, знакомые…
– Где? В Утике? Это не Карфаген! Это строгий и старомодный город, в котором не очень-то пошалишь в своё удовольствие! Разве только здесь, гостя у отца? А ты совсем не хочешь помочь несчастной женщине!
– Мне не хочется лишних сложностей, Мириам – жизнь и так непроста.
– Да какие сложности! Забудь о прежнем! У меня теперь всё есть, и от тебя мне ничего не надо. Если наша с тобой интрижка вскроется – я пострадаю от этого посильнее, чем ты, и мне этого не хочется.
– В семейном скандале тоже приятного мало.
– Одним больше, одним меньше… Или мне сказали правду? У вас с Велией – что, НА САМОМ ДЕЛЕ всё хорошо? Разве так бывает?
– Бывает. Редко у кого, но бывает. Если выбор делается правильный, и семья создаётся не с кем попало, а с подходящим человеком.
– Где ж их взять, подходящих?
– Это зависит от удачи. Кому-то везёт, кому-то нет. Мне – повезло.
– Ну, хорошо, допустим. Таким счастьем, конечно, не дорожит только глупец, а ты не похож на глупца. Ну а если бы Велия вдруг САМА попросила тебя сделать то, о чём я прошу тебя?
– Ты веришь в такое чудо?
– Я не умею так ходить, как ходишь ты, не умею вгонять в оцепенение недругов и отпугивать назойливых мух, собак и попрошаек. Не умею я и двигать взглядом мелкие камешки. Но это – предоставь мне, а сам – подумай над моей просьбой на досуге…
Мля, тоже ещё одна озабоченная! Мало мне Юльки! Тут над нашей текучкой башку ломать, серьёзные проблемы решать, которые, не успеваешь и одну разрулить, как две новых наклёвываются, да все важные и срочные, пренебречь собой не позволяющие и отлагательства не терпящие, тесть вон ещё только что подсуропил такое, что тут впору за башку хвататься, так ещё и эти норовят на елду тебе усесться! Оно-то конечно, это всяко приятнее, чем когда на шею или на башку пытаются взгромоздиться, но нельзя ли с этим как-нибудь ко времени или хотя бы уж по очереди, что ли? Ведь в натуре же занят так, что катастрофически не до них!
Отделавшись от этой Мириам сей секунд и вышвырнув её на хрен из башки, я направился наконец-то к себе. Хвала богам, мой дом – моя крепость. И дома-то, конечно, тоже всем от меня чего-то надо, но этих всех – всего ничего, и это – свои, и просьбы у них в основном такие, что выполнить – раз плюнуть. Ну, иногда два или даже целых три раза плюнуть, главное – всё это практически на автопилоте, не суша мозги над всякой хренью. И потом – это же отдых!
– Ты прав, Волний, – сообщил я под смех Велии и Софонибы лепечущему мне что-то на одному только ему понятном языке карапузу.
Едва полгода оболтусу исполнилось, только ползает, а речью уже овладевает. То, что пока только своей собственной – вопрос уже второй. Ползает, кстати, тоже не по одной только горизонтали. Обезьянёнок – он ведь обезьянёнок и есть. Думали, посадили его в клетку, так он там и сидеть будет? Ага, щас! Только не мой! Как там в том анекдоте? «Мы сидели два дня, а на третий Соколиный Глаз увидел, что у сарая нет задней стены и крыши». Тренировали мы его в висении и раскачивании на ручонках, тренировали – и вот
