Голова Корделии дернулась в сторону, как будто от пощечины. Она метнулась к лошади и забралась в седло, невзирая на все обольщения Алена, разворачивая к склону, с которого они только что спустились.
— О прекраснейшая из прекрасных, не покидай меня! — взывал к ней Ален, так же как Джеффри к Ртути, а Грегори — к Алуэтте. Уже вставая в стременах, она колебалась, желая хоть на миг обернуться к возлюбленному, увидеть его лицо, в котором была сила и беззащитность…
— Вперед, леди, не оглядываться! — доносился отрезвляющий, как вода из колодца, голос Ртути. — Что бы это ни было, оно не имеет отношения к нашим женихам. Это не твой Грегори, не мой Джеффри и не твой Ален, Корделия. Быстрее скачите отсюда, чтобы спасти свои жизни — и свою любовь!
Забросив ногу на луку седла, Алуэтта оглянулась, затрепетав. Вместо ее жениха перед ней стояло… — она тут же отвернулась, не в силах открыть страшную правду остальным.
— Вернись! Не оставляй меня в этом тумане!
— Не оглядываться! — предупредила Ртуть сквозь сжатые зубы, — что бы он ни говорил.
— Алмазы потеряют свой блеск, еда станет безвкусной, соль моря станет пресной когда ты покинешь меня! Вернись, посмотри на меня, склонись ко мне, пусть даже это будет последний поцелуй!
— Не оглядываться, — упрямо твердила скакавшая рядом Ртуть. Глаза ее были в тумане слез, но она не переставала убеждать подруг:
— Ни в коем случае — там, на холме, наше спасение!
— Звезды падают с неба, потому что я не вижу твоих глаз, светлых путеводных маяков, которые ведут меня по жизни! Ты уносишь с собой свет, моя радость" как жить дальше? Куда мне идти, я слепну, оглянись, одари на прощание взором. Без этих звезд я буду бродить остаток жизни, заблудившись в сумерках!
— Не слушайте его! — приказала Корделия — вернее, она хотела, чтобы это прозвучало как приказ, но получился, скорее, жалобный стон. Все ее чувства смешались, она ощутила страшную слабость, будто разрывает с чем-то важным и дорогим, что было частью ее жизни, но, тем не менее, не переставала твердить:
— Не обращайте на него внимания, скачите!
Затем уголком глаза она заметила, что Ален бежит за ней и не выдержала, издав вопль отчаяния.
— Мы заблудились, — наскочила со стороны Ртуть. — Придется поворачивать в его сторону! Не смотрите ему в глаза, леди, и не слушайте того, что он говорит!
— Не стану, — пробормотала Алуэтта дрожащим голосом. — Но мой жених не отвечает!
— Да поможет им Небо — представляю, что с ними сейчас!
Наконец им удалось найти верный путь на склон.
Позади все еще доносились слова:
— Трава потемнела, и листья ссохлись в печали, и реки обмелели, повязнув в иле, когда ты ушла, и последние жизненные силы иссякли и оставили меня! Вернись, о, вернись, возлюбленная, без тебя нет жизни на этой земле!
— Держитесь от него подальше, леди! — без устали предупреждала Ртуть. — Он лезет нам в душу!
— Эй! — раздался пронзительный клич.
Ее жених уже потянулся к поводьям, но птица упала с неба, мелькнув перед глазами скакуна, и жених отшатнулся, вскрикнув. Ртуть заставила себя не поворачиваться, уводя животное вперед по склону. — Спасибо птице! Откуда только она взялась?
— Кра! С дерева! Принесла на хвосте совет тебе и твоим компаньонам, атаманша! — Птица опустилась между ушей лошади. Лошадь дернула головой: птица вспорхнула, но тут же уселась обратно. — Даже птичьим мозгам понятно, что тебе нужен совет, чтобы отвязаться от преследований этого навязчивого парня.
Растерянно моргая. Ртуть смотрела на говорящую сороку. Та самая сорока, что наблюдала за ними с дерева.
— Мы видели, как вы от него удирали!
— Скажи нам, заклинаю тебя, — прокричала Алуэтта. — Что за манеры у этого существа? Откуда оно вообще взялось, почему оно может быть тремя женихами одновременно?
— Это волшебное существо, — отвечала сорока, — поскольку он ганконер.
Алуэтта с Корделией удивленно замерли, а Ртуть нахмурилась, наморщив лоб:
— Что еще за ганконер?
— Обманщик — соблазнитель.
Повернув головку в сторону, сорока раскрыла клюв так, что это напоминало нахальную улыбку. — Деревенские девушки называют его заговорщиком зубов, болталом, ухажером и многих из них он допекал на ложе, заманивал в постель, а потом они его до конца жизни помнили!
— Ложью и обманом? — Ртуть заскрипела зубами.
— И не только. Он умеет напускать странные чары на глупеньких дурочек, которые носят своих цыплят в себе, вместо того, чтобы откладывать яйца как все приличные люди, — отвечала птица.
— Ганконер — любовный соблазнитель! — в страхе воскликнула Корделия, хватаясь за сердце. Она злобно повернулась к молодому человеку. — И скольких же ты сбил с панталыку молочниц и пастушек, повеса? Сколько из них навсегда потеряли покой? Скольких ты лишил семейного счастья своими льстивыми речами и обжигающими ласками?
— Эти ласки приносят радость, которой нет границ, — сказал ей Ален, — и если она более не ощутит восторга в смертном, после того как узнает меня, так это потому, что я показываю ей такие высоты экстаза, каких вовек не достичь деревенскому заморышу. И близко не подойти! Так пойдем же со мной, приляжем, и я подарю тебе ласки, которых ты никогда в жизни не знала — и которых тебе не подарит никто другой! Вспоминая о них, ты будешь готова отдать всю жизнь свою за час со мной.
— И всю жизнь заложить за эти считанные минуты! — вспыхнула Корделия. — Сколько женщин ты обокрал, сколько жизней сгубил на корню? Но сегодня не твой день, любовный трепач, поскольку ты встретил не одинокую девушку, а сразу троих одиноких девушек! С единой целью — отомстить за наших сестер!
В гневе она готова была разорвать его когтями.
— Вот как, ты хочешь направить их против меня? — Из-за холма показался Грегори. Он взбирался по склону, устремляясь к ней, распахнув руки, готовый ее обнять.
«Иди сюда», — предательски прозвучал голос в сознании. И она заставила себя отвернуться. Голос лип к ней, привлекал к себе.
Ртуть затрепетала при виде приближающегося Джеффри, который, протягивая к ней руки, воскликнул с мольбой:
— Убери меч, пусть ничто не разделяет нас и ничего не будет между нами.
Ртуть стала разворачивать лошадь, но та упиралась, словно чувствуя, что за спиной у нее существо необычной, неземной породы.
— Сейчас мы встретимся клинком к клинку и пусть он выбьет у меня оружие из руки, если сможет!
Однако неведомая сила удерживала ее, пытаясь повернуть лицом к нему, всеми фибрами души крича в ней о любви. Как она ни противостояла этому, голова, тем не менее, упрямо поворачивалась. Хотя внутренний голос кричал тревожно:
«Опасность! Убегай, пока не поздно! Уноси скорее ноги! Не подпускай его, или ты никогда уже не сможешь полюбить человека!»
