А «кандидатура» империи каана Хубилая «не прошла отбор на звание Вселенского Царства и Мирового Центра», как мы увидим, из-за неудачи предпринятой ею двукратной попытки покорить самурайскую Японию!
Как же это произошло?
В 1259 году монголо-татарский Великий хан Хубилай, внук «Священного Воителя» и «Покорителя мира» Темуджина-Чингисхана, стал императором Китая (первоначально — только Северного), а в 1264 году столица всей Великой Монгольской державы была перенесена из Каракорума-Харахорина в Пекин (Ханбалык, Камбалу). Подражая своим китайским предшественникам, каан Хубилай в 1271 году, как уже упоминалось выше, назвал свою державу империей Юань (по-китайски: «Юаньчао», по-монгольски: «Иха Юан Улус»)[41]. Сильный и энергичный монголо-татаро-китайский верховный правитель стремился распространить свои власть и влияние на весь Дальний Восток. В честности, он оказывал мощное давление на государство Коре (Корею), традиционно зависимое от Китайской империи (какая бы династия этой империей ни правила — ханьская, табгачская, киданьская, чжурчжэньская или монгольская по происхождению). Наследный принц Коре был увезен в Ханбалык, вспыхнувшие в Корее бунты против власти татаро-монгольских завоевателей были жестоко подавлены, на Коре была наложена тяжелая дань. При каане Хубилае корейский «ван» (титул китайского происхождения, означающий, как уже указывалось выше, «князь царствующего дома», «король» или «царь») Вунчжон никак не мог чувствовать себя самостоятельным. Он послушно выполнял высочайшую волю монгольского императора Китая, постоянно ощущая на себе пристальное внимание татаро-монгольских уполномоченных, посланных в Корею следить за тем, как исполняются там приказы каана Хубилая. Кроме того, при дворе самого Хубилая имелись враги корейского «вана», использовавшие против Вунчжона даже наималейшие допущенные тем политические промахи. Несмотря на внешнюю независимость, Корея служила инструментом в политической игре северокитайского татаро-монгольского императора (Южным Китаем, еще не покоренным в описываемое время окончательно монголами, еще правил император из китайской — «ханьской» — династии Суп — или, точнее, династии Южная Сун), что было наглядно продемонстрировано дальнейшими событиями.
Вот с каким грозным противником предстояло столкнуться японским «боевых холопам» в недалеком будущем.
Корея издавна имела важное геополитическое значение для континентального Китая. Именно через корейскую территорию можно было кратчайшим путем попасть в Японию (Чинушу, Чипашу, Цинашу или Зипашу)[42], ведь ближайший из Японских островов находился всего в ста милях от южной оконечности Кореи. Однако монголы — непревзойденные воины на cynic — ничего не смыслили в мореплавании. Для того, чтобы попасть в Страну восходящего солнца, они нуждались в корейских (как, впрочем, и китайских) моряках и кораблях.
Благодаря постоянно существовавшим у них, несмотря на периодически наступавшие периоды враждебности, торговым контактам с Кореей и с южнокитайской империей Сун (в период, предшествовавший монгольскому завоеванию, Китай был разделен на две враждовавшие между собой империи — северную империю Цзинь и Южную империю Сун) японцы знали о возвышении татаро-монголов и об образовании Юаньской империи в покоренном «несущими смерть Чингисхана сынами» Китае (и в покоренной ими же Корее) во главе с Великим ханом Хубилаем. Для находившихся в изоляции и плохо информированных островитян татаро-монголы были всего лишь очередными континентальными «варварами», чьи амбиции не имели к «божественным сынам Ямато» никакого отношения. Им, похоже, и не приходило в голову, что эти новые «варвары» могли представлять смертельную опасность для Японии.
О якобы имевшихся в Японии необычайных богатствах в те времена ходили легенды, что подтверждает, между прочим, и упоминавшийся выше венецианский путешественник Марко Поло, проживший много лет при дворе каана Хубилая и даже назначенный последним губернатором одной из провинций юаньского Китая. В своей «Книге о разнообразии мира» Марко Поло писал об «острове Чипунгу» следующее:
«Остров Чипунгу на востоке, в открытом море; до него от материка тысяча пятьсот миль[43].
Остров очень велик: жители белы, красивы и учтивы; они идолопоклонники, независимы, никому не подчиняются. Золота, скажу вам, у них великое обилие; чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда; с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда[44], оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много[45].
Опишу вам теперь диковинный дворец здешнего царя. Сказать по правде, дворец здесь большой, и крыт чистым золотом[46], так же точно, как у нас свинцом крыты дома и церкви. Стоит это дорого — и не счесть! Полы в покоях, а их туг много, покрыты также чистым золотом, пальца два в толщину, и все во дворце, и залы, и окна покрыты золотыми украшениями.