Леночка стала посещать группу ролевого тренинга. И в этом тоже черпала силы. Конечно, не сразу она включилась в новую жизнь, не сразу стала успокаиваться и спать по ночам без кошмарных снов, не сразу смогла вернуть прежних друзей и перестать смотреть с ненавистью на мужчин, но все же однажды утром она обнаружила, что с нетерпением ждет, когда она сядет за стол и примется за работу. Пока Леночка работала у Каратаева в отделе писем. Каратаев прочит ей карьеру, повышение заработка, интересные поездки, но Леночке нравилась ее работа.
Отдел писем — это отдел судеб. В каждом письме — своя трагедия. Когда людям хорошо — они не пишут. Они никуда не пишут, даже родителям, друзьям, знакомым, сослуживцам и прочее, прочее. А вот когда судьба скручивает их, они берут ручку, и в каждой буковке сквозит людское страдание.
Такого начитаешься, что о своих бедах и думать перестаешь, никакой групповой терапии не надо.
Леночка ставит штамп на конверт, регистрирует его, открывает и прочитывает. Очень часто в конце письма люди просят помочь хоть чем-нибудь, хоть позвонить по телефону и побеседовать. Иногда попадаются письма, которые просто вопиют о необходимости журналистского расследования, письма, которые необходимо отдавать в прокуратуру, чтобы срочно приняли меры. Так уже было однажды, когда сын регулярно истязал мать, избивал ее, мучил, требовал несуществующие деньги.
Иногда удавалось помогать, иногда даже удавалось упекать мучителей за решетку или отправлять в психбольницу. Но множество, огромное множество писем откладывалось в сторону.
Леночка вписывала в стандартный бланк, на котором регистрировалось, как редакция отреагировала на письмо гражданина или гражданки, нужную фамилию, ставила подпись, относила в отдел регистрации, ставила печать и отправляла по обратному адресу. Получалось что-то вроде того: «Уважаемый тов. Далее фамилия, имя, отчество. Благодарим вас за внимание… К сожалению, выполнить вашу просьбу… Отправляем ваше письмо в органы социальной опеки, в отделение милиции, в горсовет, поссовет, директору завода, фабрики, школы и т. п. Надеемся на дальнейшее сотрудничество… С уважением…»
От этих отписок Леночку всегда коробило. Особенно неприятно было отправлять письмо тому, на кого жалуются, потому что чаще всего автору письма это приносило скорее вред, чем пользу. И Леночка старалась. Изо всех сил старалась вникнуть, обдумать ситуацию, помочь.
Она гнала от себя воспоминания о прошлом. Глагол прошедшего времени — пережила. Но ведь не пережила! Не пережила! Она всю жизнь будет переживать то, что произошло с ее Райкой. Да Бог с ним, с детством, так уж случилось. У каждого своя судьба, и если рассуждать здраво, несмотря на подвал, грязь, неустроенность, она все же была по-своему счастлива. Там она больше узнала о жизни, чем могла бы узнать где-нибудь в другом месте. Но Фима! Этот подонок натворит еще много бед!
Как-то Леночка набрала номер телефона его родителей. Тот самый номер, по которому звонила в последний раз.
— Позовите Ефима, — попросила она официальным, уже наработанным голосом. Вряд ли его мать сможет сопоставить его — даже если и помнит тот истеричный ночной вопль — с этим ровным и вежливым тоном.
— А… простите… кто его спрашивает? — откликнулся чей-то чужой ворчливый, похоже, старушечий голос.
— Это… — Леночка замялась, — однокурсница. Бывшая. Я бы хотела собрать у себя нашу группу. У меня юбилей… свадьбы. — Она даже вспотела от такого количества лжи.
— Вы знаете, они здесь уже не живут, — старушечий голос стал еще ворчливей. — Все звонят, звонят… Они уехали и даже телефона не оставили.
— Давно?
— Да с полгода как, — старушке разговор уже начинал надоедать. Она тяжело дышала, как человек, у которого больные бронхи. Леночка слышала свист, вырывающийся из ее груди, и ей представилась тучная, еле передвигающаяся, гладколицая от полноты и отеков женщина.
— Простите, еще один вопросик, — произнесла Леночка, но с той стороны уже положили трубку.
Конечно, сбежали. Но куда? И почему? Неужели история с нею и Раей так напугала их? Профессорская семейка! Леночка состроила презрительную гримасу.
— Что с тобой? Ты так выглядишь, как будто тебе в рот положили паука, — Каратаев вошел в кабинет, присел на стул и посмотрел Леночке в глаза. — Послушай, забудь ты обо всем. Я ведь чувствую, о чем ты думаешь. — Он отодвинул стопку проштемпелеванных конвертов. — Ну ладно… — После минутного молчания он поднялся, оперся согнутыми в ладонях пальцами о край стола, и над Леночкой нависла седая шевелюра. — Тебе задание: ты должна будешь съездить в детский дом. Там организуется аудиторская проверка, а ты поприсутствуешь. Говорят, обворовывают детишек. Давай, Лен. Вернее, теперь ведь ты у нас Елена Сергеевна, и никак иначе.
Он направился к выходу, замер на полпути, оказавшись как раз напротив висящего у двери прямоугольного зеркала, посмотрел в него, но не на себя, а на сидящую за его спиной Лену, и добавил:
— Леночка, я нанял сыщика. — Он усмехнулся. — Я попросил друга, чтобы он разобрался во всем. И по последним данным, семья профессора уехала из города.
— Для этого не нужен был сыщик, — Леночка подняла глаза. — Я сама это узнала. — Леночка смотрела на Каратаева, словно бы и не видя его, но на лице ее все же играло некоторое подобие вежливой улыбки.
— А ты не перебивай. — Он развернулся к ней и снова приблизился к столу, но теперь облокотился на него, и лица их оказались напротив. — Я знаю, где его семья. Мать и отец переехали в Ленинград. Мой друг побывал там.
В Леночкиных глазах блеснул интерес — они как будто подбадривали: ну-ну!
— Профессорская голова нужна везде. Они объяснили свой переезд тем, что их пригласили в НИИ, предложили более выгодные условия. Ко всему прочему, жена его — из старой дворянской питерской семьи, и она, собственно, просто вернулась в дом, где жила до замужества. Так что найти их было несложно. А вот насчет приглашения… Тут они, прямо скажем, слукавили. Никто никуда их не звал, правда, устроились они действительно не хуже, а, может, даже лучше, чем в Москве. Только вот дело в том, что переезд — исключительно их инициатива.
— Фима с ними?
Каратаев опустил взгляд, глаза Леночки, казалось, прожигали его насквозь.
— Вот в этом и вся загвоздка! Леночка, милая, доверься мне. — Он погладил ее по голове. — Понимаешь, ты мало что сможешь здесь сделать. А мой друг — сыщик-профессионал. Могу тебе сообщить еще кое-что. Фима не родной их сын. А проще говоря, его взяли в семью из дома младенца. Но это абсолютно ничего не значит. Его растили, как родного сына, его любили, как родного, баловали. Может быть, потому он и вырос таким, что в их семье не могло быть собственных… В общем, что тут говорить: избыток, как и недостаток, одинаково вредны… — Каратаев откашлялся, и Леночка поняла, что он готовится к заключительному залпу, но неожиданно их взгляды пересеклись, и он стушевался. Нет, не скажет он того, что хотел сказать. — Ефим остался в Москве, — проговорил он, пряча глаза. — Судя по всему, он действительно занимается нечистыми делишками, но его трудно поймать с поличным…
