Конечно, это было несправедливо. Посмотрю я, как какой-нибудь умник из журнала «Лайфстайл» попробует заработать себе на пропитание, имея в своем распоряжении лишь каноэ и одну кокосовую пальму. Однако ай-кирибати не понимают, что такое сарказм. В современном мире это редкость. Правительство Кирибати не имело ни малейшего понятия о том, как работают современные СМИ. И если большинство чиновников поежились бы от смущения и тут же наняли легионы пиарщиков, чтобы они выдвинули опровержение, то президент Кирибати искренне понять не мог, из-за чего сыр-бор. Очень милый юноша из Англии был так добр, что подумал о Кирибати, написал трогательное стихотворение и поинтересовался, нельзя ли ему пожить на островах и насочинять еще больше стихов про прекрасных людей, что там живут. Ну разве можно такому отказать?
И вот президент Тито отправляет Дэну Уилсону второе письмо. Искренне ли его желание, спрашивает он? Действительно ли юноша хочет приехать на Кирибати? Согласен ли жить в хижине с видом на лагуну? Получив еще одно письмо от президента, Уилсон обалдел и извинился, что поднял такой переполох, заметив, что современные СМИ похожи на неуправляемого монстра. Ну а он, разумеется, очень хочет жить в хижине и писать стихи с видом на лагуну.
Почта на Кирибати работает черепашьими темпами, поэтому следующий ответ от президента Уилсон получил через полтора года. Уверившись в добрых намерениях поэта, личный секретарь президента сообщал, что мистер Уилсон может приехать на Кирибати в любой момент. «Что касается хижины Вашего Превосходительства, – говорилось в письме, – будьте уверены, что предложение до сих пор в силе и для вашего удобства хижина расположена на одном из самых уединенных островов».
Письмо настигло Уилсона на польско-германской границе, где он работал на ферме по выращиванию рождественских елок. Стоял ноябрь. Так и случилось, что Дэн Уилсон, Заслуженный Поэт Кирибати, наконец прибыл на Тараву, готовый к принятию почестей и венка славы. В международном аэропорту Бонрики его встретил президентский эскорт, после чего ему устроили короткую экскурсию по острову. Краткость ее объяснялась не нехваткой времени на осмотр достопримечательностей, а отсутствием таковых. Уилсона отвезли в дом президента – серую коробку из бетонных блоков, по-спартански обставленную внутри. Дом стоял на узкой полоске земли между лагуной и мормонской школой. Там я и обнаружил Уилсона в один прекрасный день, в состоянии глубочайшего наркотического опьянения.
Оказалось, что президентская семья открыла для себя каву – мутный наркотический напиток, который употребляют по всей Полинезии и Меланезии. Оставив в сторонке велосипед, я вошел в комнату, где не было ни мебели, ни украшений. Там лежали только циновки, на которых вокруг миски с кавой в счастливом отупении валялось полдесятка мужчин. Каву получают из корней piper methysticum – влаголюбивого растения семейства перечных, растущего на плодородных почвах и холмах, в прохладном климате – одним словом, не на Кирибати. Ай-кирибати – большие любители всякой наркоты, бухла и прочих субстанций, вызывающих измененное состояние сознания, а поскольку в стране нет ничего, отдаленно напоминающего Службу наркотического контроля, президент подсадил всю свою семью, по крайней мере ее мужскую половину, на каву, видимо, в исследовательских целях дальнейшего служения обществу. Каву здесь хлестали ведрами без церемоний и стеснения. На заднем плане сидели пьяные женщины. Обдолбанную тишину нарушал лишь Уилсон, который сидел у миски с кавой и дергал за струны гитары. Дзынь. Хрррр. Дзынь. Ха-ха.
Я вежливо отказался от наркоты, поскольку в этом отношении у меня непоколебимые моральные принципы. Никаких наркотиков до десяти утра. Так недолго и скатиться в самую пропасть. Мне очень хотелось поговорить с Уилсоном. Мы прослышали обо всей этой истории с Заслуженным Поэтом от друзей, которые прислали нам ее по факсу, и пришли в полное недоумение, а потом и забыли о ней, пока кокосовое радио не доложило, что Заслуженный Поэт явился на Тараву собственной персоной. Уилсон, который при ближайшем рассмотрении оказался миниатюрной копией Лиама Гэллахера, буяна – фронтмена группы «Оазис», согласился выйти со мной на улицу, где мы сели в тени президентского навеса, и я попросил его поделиться первыми впечатлениями о Тараве.
– Пфф, – фыркнул он. – Ох…еть какой маленький ваш остров этот.
– Эээ… что?
– Ох. еть какой маленький остров, говорю! И жарко тут, ох…еть, бл…
М-да. С таким английским Заслуженного Поэта на прием к королеве не пустили бы, это точно.
– Дунуть есть чё?
– А?
– Дунуть, говорю, есть чё? Курево?
Я дал ему сигарету. Он затянулся, держа ее дрожащими пальцами.
– Уффф. – И фыркнул. – Хмрррр. – И снова фыркнул.
Будучи опытным журналистом, я знал, как важно наладить контакт с интервьюируемым и найти общий язык. Поэтому и спросил:
– Так чё за хрень, Заслуженный Поэт и всё такое, бл..?
– Да бл…, сижу я как-то и заполняю, бл… анкету, типа, работа, бл…, газеты разносить в четыре утра, ох…еть как рано, бл..! А делать нечего. И думаю: должно же быть что-то еще, бл… получше этой хренотени, бл., понимаешь, бл…? А что может быть лучше, чем стать национальным поэтом и, бл…, писать стишочки целыми днями, ну, скажи, бл…, ох…еть? Ох…еть. Но только не в Англии.
– Вот только у нас в Англии надо, бл…, правда быть поэтом для этого дела, а потом, эта должность уже занята.
Эти небольшие трудности остановили бы многих, но не Дэна Уилсона. Он открыл карту мира.
– И стал я искать что-нибудь подальше. Вижу – Тихий океан, бл…, потом вижу – в самой середине Кирибати, бл…! – Он снова фыркнул. – Еще есть курево?
Я протянул ему пачку.
– Можно две? – Он закурил, а вторую сигарету сунул за ухо. – Хрмфф. Кхе-кха. Пфффф.
На самом деле Уилсон вовсе не был полуграмотным гоблином, как казалось на первый взгляд. Он отвечал на вопросы продуманно, несмотря на обилие «бл…». В Великобритании ему пришлось дать несколько десятков интервью, и процесс был уже отлажен. Его переписка с правительством Кирибати аккуратно хранилась в папочке, все письма были разложены в хронологическом порядке. Билет в оба конца оплатила кинокомпания, вручив ему камеру, чтобы он вел видеодневник. Но теперь, после прибытия на Тараву, куда не доходил свет медиапрожекторов, чем он, собственно, собирался заняться? Я спросил его, как он проводит время.
– Купаюсь, сплю, отдыхаю, развлекаюсь. Короче, делаю то же, что и тупые местные, – ответил он. Я был с ним не согласен, но неважно. Планировал ли он писать стихи? («Ты хоть один гребаный стих-то написал?» – спросил я на понятном ему языке.)
– Да ни хрена я не написал. Жду, пока хижину построят, а потом посмотрим, как пойдет, бл… Я ж серьезные стихи не пишу, только хренотень всякую. – Кто бы мог подумать. – В общем, пока не переехал на север Табитеуэа, развлекаюсь как могу.
Север Табитеуэа? Так это же остров Поножовщины!
Когда на Кирибати случается убийство, люди обычно реагируют так: «Да ладно!» Но потом, как правило, выясняется, что убийца родом с севера Табитеуэа, и тогда они говорят: «А… ну это все объясняет». Народ на Табитеуэа очень обидчивый и хватается за нож буквально при каждом удобном случае. Знал ли Уилсон о том, как заслуженно прозвали его будущее место жительства? Я сомневался в этом, но решил ему не говорить. Если честно, мне было очень любопытно, как сложится его судьба на Табитеуэа. Что, если президент Кирибати оказался гораздо коварнее, чем все думали? «Опозорил меня перед всем миром? Да нет проблем. Вот твоя хижина на Табитеуэа. А ради развлекухи попробуй приударить за чьей-нибудь женой!»
