Третья гробница оказалась забита всяким хламом, точно ее возводили не для короля, а для старьевщика. Пришлось зазвать внутрь Ганди-Ла, чтобы он пустил в дело поисковые чары, предварительно настроив их на волшебное оружие. Рахива надулся от гордости и показал себя во всей красе — едва не обрушил здание, устроил кавардак, но ничего не нашел.
А затем небо над Некрополем Петрона стало темнеть, и они начали искать место для ночлега.
— Тут неплохо, — заявил Бешеный Соня, оглядев перекресток с белым обелиском в центре.
— И в самом деле, — подтвердил Ганди-Ла. — Магический фон спокойный, бродячих некрообъектов поблизости не наблюдается. А ночью по могилам лучше не ходить, в это время многие заклинания, связанные со смертью, усиливаются и увеличивают радиус действия.
Развести костер было не из чего, поэтому ужинали хлебом и сыром.
Егор думал, что ему сложно будет уснуть в столь пугающем месте, но усталость взяла свое, и он вырубился мгновенно, едва лег.
Проснулся сам, от забравшегося под одеяло холодка, и понял, что наступило утро и что оставленный на страже Махот вовсе не храпит, а сидит настороженный, как сыч на ветке.
— Ты не уснул? — спросил Егор.
— Нельзя. Тут уснешь. Проснешься в пасти Пожирателя.
На вопрос, как прошла ночь, Бешеный Соня ответил: «Нормально», но потом добавил подробностей, и стало очевидно, что нормальность эта сводилась к тому, что на них никто не попытался напасть.
А так некоторые гробницы светились, на соседней улице кто-то дико хохотал, на северной окраине Некрополя завывали, точно орава волкодлаков устроила там собственное «Евровидение». В темном небе плавали уродливые и многолапые силуэты, мостовая порой начинала дрожать, а одна из пирамид, что возвышалась на востоке, — бесшумно разваливаться.
Но всякий раз, разрушившись до основания, она собиралась обратно.
— А ничего себе, — только и сказал Егор, выслушав про все эти чудеса.
Совместными усилиями они растолкали рахива, наскоро позавтракали и отправились к следующей гробнице, что состояла из двух соприкасающихся боками полусфер.
— Входа нет, — заявил Аладдин, сегодня вырядившийся в небесно-голубую жилетку и изумрудные шаровары. — Хотя погоди-ка… Вон там, я чую, находится замаскированный люк. Сечешь?
Кусок мостовой, куда указал советчик, на первый взгляд ничем не отличался от соседних.
— Тут люк? — спросил Ганди-Ла, осмотрев его, и в голосе рахива был скепсис.
— Э… да, — подтвердил Егор. — Мне подсказывает моя геройская интуиция.
Обозванный интуицией Аладдин запыхтел, засопел и сжал кулаки, но на него никто не обратил внимания.
— Вот так задача. Попробуем…
Ганди-Ла хлопнул в ладоши, и вокруг него затанцевали спирали бледно-синего пламени. Принялись ощупывать землю, точно длинные гибкие щупальца, в стороны полетела пыль.
А затем четыре находящихся по соседству шестиугольные плитки со щелчком приподнялись, обнажив темное отверстие.
— А интуиция, оказывается, кое-чего стоит, — признал рахива и удостоился презрительного взгляда советчика.
— Это верно… — Егор сглотнул. — Так я полез?
Он ожидал, что кто-нибудь из сподвижников заявит: «Я тебя не оставлю! Я с тобой!» — но этого не произошло. И Бешеный Соня, и Ганди-Ла дружно уставились на предводителя, как бы говоря: «Ты герой, твое дело — первым забираться в неприятности».
— Полез-полез, — Аладдин подлетел к темному провалу и… засветился, точно лампа дневного света.
Из мрака проступил уходящий вниз колодец, железные скобы на его стенке.
Егор сел на край, схватился за первую из скоб и, поплевав на ладони, двинулся вниз, во тьму. Советчик принялся спускаться вместе с ним, освещая все вокруг и отпуская комментарии:
— Как ты хватаешься, дубина? Ну кто так хватается? Или ты никогда не преодолевал тысячеметровые пропасти? Ни разу не взбирался по отвесным стенам с помощью трех булавок?
Егор старался не слушать и внимательно глядел под ноги.
После двенадцатой скобы он спрыгнул на глинобитный пол и оказался в начале низкого, но довольно широкого тоннеля, уводящего под гробницу. Сделав по нему несколько шагов, обнаружил, что в стенах имеются ниши, а в них — маленькие, украшенные резьбой шкатулки из дерева.
— Что это? — спросил Егор, рассматривая одну из них.
— Кое-что очень нехорошее… — Аладдин издал придушенный писк, а курчавые волосы на его голове встали дыбом.
Шкатулка открылась, и из ее темных внутренностей заструилось нечто похожее на голубой дым. Он сгустился в облако размером с лошадиную голову, а то обзавелось выпученными глазами и влажным провалом рта, несколько раз моргнуло и решительно поплыло к Егору.
— Это опасно? — спросил он, отступая на шаг.
Краем глаза заметил движение и обнаружил, что из глубин коридора надвигаются такие же голубоватые, слабо светящиеся чудовища. Похоже, что одной открытой «шкатулкой» дело не ограничилось, что они растворились все разом и выпустили дремавших внутри призраков.
— Сам догадайся, — ответил Аладдин и спрятался Грачеву за спину.
Первое облако придвинулось вплотную, Егор попытался отпихнуть его и ощутил леденящее, неприятное прикосновение. Рука прошла насквозь, не встретив сопротивления. Призрак алчно распахнул оказавшуюся громадной пасть, будто намеревался проглотить человека целиком, а затем неожиданно замер.
Его сородичи подлетели ближе, начали тесниться, слипаться друг с другом, и Егор оказался в кольце из призрачной плоти, под взглядом холодных глаз и прицелом хищных ртов.
— О, а ты еще сомневался… — проблеял советчик откуда-то из-за плеча. — А вот они чуют, что ты герой… ощущают твою хварну… и поэтому не могут причинить тебе вреда… Иди вперед!
Преодолевая отвращение, Егор сделал шаг, и колышущаяся масса поддалась, отступила к стенкам, образуя внутри одного коридора другой, более узкий. Из ее глубин донесся приглушенный многоголосый вой, полный злобы, тоски и разочарования, а десятки глаз дружно моргнули.
Через несколько шагов под ноги попался иссохший труп с мечом в руке и мешком за плечами.
— То же было бы и с тобой, не будь ты героем, — сказал Аладдин. — Но ты герой!
— А то, — отозвался Егор, вспомнив гоблина О’Бондо и его любимую фразу.
Набитый призраками коридор закончился, и они оказались в круглой, просторной комнате, в центре которой на постаменте стоял гроб из черного камня, украшенный изваянием дракона.
Глаза его горели багрянцем, передняя лапа с острыми когтями была вскинута, так что статуя казалась живой.
— Знатная зверюга. — Аладдин поднялся выше, испускаемый им свет упал на гладкие стены, выложенные тем же черным камнем. — А наверху наверняка ложное захоронение — для всяких проходимцев типа Джабы. О, а что это у него под ногой! Гляди, гляди!
