Глава пятнадцатая
Первый поцелуй
Выходные тянулись так долго, словно кто-то повис на стрелках часов, не давая времени шагать в своем привычном темпе. Томаш измучился. Он даже не притронулся к учебникам, и любимые книги оставались на полках, все равно в голову ничего не лезло. Куда бы он ни посмотрел, везде мерещилась Даша – то смеется, то спорит, смущается или злится. Она превратилась в наваждение. Томаш много читал о любви, но и не подозревал, как безответное чувство изматывает душу. Он пытался развлечься, посмотреть хорошие фильмы, хотел снова навестить Полину, но так и не смог оторвать себя от кровати. Лишь спускался к обеду и ужину, еле выдерживал пытливые взгляды Бьянки, отвечал на вопросы и скорее нырял в свое пространство на втором этаже дома.
Понедельник тоже прошел тускло. Синяки под глазами еще не прошли, поэтому сокурсники за спиной хихикали и делились разными предположениями. Дашу Том не нашел. Консультации закончились, и он стоял на крыльце университета, тая последнюю надежду встретить девушку перед уходом.
Ярко-желтый «Пежо» со свистом затормозил и въехал на парковку. Томаш сглотнул, сердце так застучало, что пострадавшие ребра снова заныли. Но за рулем автомобиля сидел Дашин приятель. Том сник, мучительное ожидание выходных разбилось вдребезги, словно волна, накатываясь, разбивается о волнорез на миллионы хрустальных брызг. Он отвернулся так, чтобы краем глаза видеть автомобиль. Макс вышел, не подав руки, даже дверь Даше не открыл. Он направился к крыльцу, Даша – в нескольких шагах от него.
Томаш не выдержал и повернулся. Девушка еле заметно кивнула, когда все еще находилась за спиной Макса.
– Привет, – Том поздоровался.
– Уже оклемался? – Макс растянулся в нахальной улыбке. – Вот видишь, малышка, я был уверен, что все обойдется! – он посмотрел на девушку.
– С ним не все в порядке. Ты сломал ему нос и ребра, – процедила Даша, ей не хотелось, чтобы Том слышал.
– Да ты, оказывается, в курсе? – Макс притянул Дашу, зажал рукой и поцеловал.
Она оттолкнула его, губы покраснели до цвета крови.
– Ты с ума сошел? – она стерла рукой поцелуй и явно злилась на своего дружка.
– А раньше тебе нравилось!
Он попытался повторить трюк, но Даша отскочила в сторону.
– Эй, что происходит? Может, ты мне объяснишь, приятель? Она ведь подвозила тебя, да? Как ты ее отблагодарил? Ты ее трогал? Ты пожал ей руку, может, даже обнял на прощание? Или чмокнул в нежную щечку? – Макс коснулся рукой лица девушки.
Томаш закипал, он понимал, что весь цирк разыгрывался с одной единственной целью – спровоцировать еще одну потасовку. Но он бессилен и ничего не сможет сделать, чтобы защитить себя, а главное – ее. Это мерзкое ощущение отравляло воздух с каждым новым вздохом. Нужно просто уйти, но ноги будто вросли в серое затертое мраморное крыльцо.
– Пойдем, отстань от него, – Даша пыталась затащить Макса в здание университета, но его лишь сильнее захватывал азарт.
– А губы? – он схватил девушку рукой за шею и держал перед собой, – ты пробовал, какие мягкие у нее губы? А, хромоножка?
– Пусти меня, Макс, ты свихнулся!
Даша вырывалась, ее лицо покраснело, она вздохнула, воздух с шумом поступал в сдавленное горло.
– Пусти, придурок!
Том сделал шаг вперед. Макс тут же разжал руку, и Даша отшатнулась, держась за шею и откашливаясь.
– Урод, ненормальный! – она выхватила из его рук ключи и пошла к машине.
– Ну, еще один шаг, и мы выясним, кто здесь настоящий урод!
Том остановился, он посмотрел в сторону желтого автомобиля. Даша оглянулась, ждала, что он предпримет, оправдает ли ее надежды. Не оправдал, просто не мог.
– Извини, мне пора, – он набросил рюкзак и пошел к остановке.
Как он ненавидел себя в это мгновение. Трус, слабак, ничтожный бумажный клоун! Он проклинал весь мир, который сделал его таким хрупким и слабым. Он даже вспомнил про Бьянку, какого черта она не сделала аборт! Но тут же осекся – любящие глаза матери, ее тепло и забота – разве можно упрекать за это?
– Прости меня, мама.
– Мы еще не закончили, – Макс орал ему вслед, правда, так и стоял у крыльца в одиночестве.
Даша скрылась из виду, когда Том обернулся.
– Все, забыли, я вмешиваюсь не в свое дело.
Он вскочил на подножку троллейбуса и, только сев к окну в полупустом салоне, понял, что едет в обратную сторону от дома. Том вышел из троллейбуса и отправился к набережной, может, свежий воздух с реки проветрит мозги и выдует щемящую тоску из сердца.
– Ну почему ты молчал, черт тебя побери! Где твое достоинство? Как ты можешь терпеть издевательства! Неужели в этом твоя великая философия и смысл жизни?
Он обернулся, в двух шагах от него стояла Даша. Том взбесился, он подошел вплотную, схватил ее за плечи и стал трясти.
– Что ты хочешь от меня? Ты – избалованная девчонка богатых родителей, которые в тебе души не чают и выполняют все прихоти, а ты наверняка закатываешь им концерты и требуешь новую игрушку каждый божий день! – он опустил руки и отвернулся. – Ты – мечта, недосягаемая, призрачная, словно свет, к которому нельзя прикоснуться. Можно только наблюдать издалека и сгорать от тоски. Я всегда так жил, я научился так жить! Чтобы не страдать ежедневно, ежесекундно! Я договорился с судьбой, но тут являешься ты и переворачиваешь весь мир с ног на голову!
В этот момент Даша стала молотить его по груди кулаками со всей силы.
– Мир? Или жалкий темный мирок, который ты создал от страха перед жизнью?! – ее глаза горели от досады и злости.
Ключица лопнула, как перетянутая резинка. Томаш сдержался, наружу вырвался только хрипловатый стон.
– Что это такое? – Даша услышала странный звук.
– Ничего особенного, ты доломала мою ключицу.
– Что? Не может быть. Ты же не стеклянный!
– Надо же, прямо в яблочко, – он держался за плечо. – Стеклянный, или хрустальный, это как приговор, пожизненное бремя. Повышенная ломкость костей, слышала о такой болезни?
Даша отступила назад, споткнулась и села на скамейку, не сводя глаз с Томаша.
– Я никогда не дрался, не катался на велосипеде, не играл в хоккей и не гонял во дворе мяч. Вместо этого я складывал фигурки из бумаги. Сотни, тысячи бумажных человечков, журавликов и цветов.
– Но ведь нельзя же так! Нельзя все время скрываться, идти у болезни на поводу… – ее голос стал робким и тихим.
– Да что ты! Что ты об этом знаешь? Зачем рушить то, что кто-то выстроил до тебя? «То, что есть, не отличается от того, чего нет, и то, чего нет, неотличимо от того, что есть» – японская мудрость.
Томаш сел на скамейку, она оказалась теплой, не успела растерять ласку весеннего солнца.
