— А скольких вы наняли?
Второго нападавшего вытащили в сад. Он не дышал. Яд, догадалась Мисани. Свидетелей убрали.
— Госпожа Мисани. — Чиен говорил так, будто она больно ранила его своими словами. — Как вы могли такое обо мне подумать?
— Да бросьте, Чиен! Вы были бы не вы, если бы не обдумали все ходы и выходы. Как и я.
— Тогда, наверное, вы обдумали какие-то не те ходы. — В его голосе слышалось отчаяние: ему не удавалось убедить ее. Но он старался говорить мягко, почти заискивающе. — Я не имею к этому никакого отношения!
Мисани огляделась. Некуда бежать, стража повсюду. Ей отсюда не выбраться. Но если бы она была нужна им мертвой, они бы ее застрелили.
— И почему я должна вам верить, Чиен?
— Опустите нож — и я вам объясню. Но не здесь. Наши дела должны остаться между нами.
Внезапно Мисани ощутила сильнейшую усталость. Она небрежно отбросила кинжал и почти равнодушно посмотрела на торговца.
— Ну, пошли.
— Может, пришло время сбросить маски? — спросила Мисани, когда они остались одни.
Они стояли в кабинете Чиена, мрачной комнате, заставленной массивной мебелью темного дерева. Свитки загромождали шкафы, полки, кучами валялись на рабочем столе вместе со стопками книг в кожаных переплетах. На стене висел герб рода Мумака, запутанная золотая пиктограмма на сером фоне. Чиен зажег светильники, и комната ожила, залитая мягким теплым светом.
— Нет никаких масок, госпожа Мисани, — сказал Чиен и убрал тонкую свечу. Он обернулся к ней, и в его голосе слышалась какая-то неведомая ей до сих пор сила. — Если бы я хотел вас убить, то мог бы сделать это уже не раз и гораздо более аккуратно. Равно как если бы хотел сдать вас вашему отцу…
— Почему вы до сих пор разыгрываете этот спектакль? — тихо спросила Мисани. Она стояла растрепанная, вся в грязи, но достоинство и серьезность остались при ней. — Вы сами себя выдали. Вы знаете, как обстоят мои дела с отцом. И наверняка знали с самого начала. Если вы не желали мне зла, то зачем настояли, чтобы я приехала сюда? Вы же знаете, как неуютно я себя чувствовала все эти дни, какие сомнения мучили меня. Вы забавлялись? Такое бессердечие не делает вам чести. Поступайте со мной, как знаете, у вас на руках все карты. Но хватит притворяться, Чиен, это уже становится скучно…
— Вы забываете, кто я, и забываете, кто вы сама, если позволяете себе так легко бросаться оскорблениями! — взорвался Чиен. — Прежде чем составите себе труд еще раз назвать меня бесчестным, послушайте, что я вам скажу. Я знал, что вы сбежали от отца и что он хочет вернуть вас обратно. А еще я знал, что ваше прибытие в Охамбу не укрылось от торговцев, которым платит Бэрак Аван. Вам удалось отплыть из Сарамира незамеченной, и благодарите богов за такую удачу. Но в Кайсанте вас заметили сразу же. Они ждали вашего возвращения в Сарамир, знали, на каком корабле вы приплывете, и наняли кое-кого, чтобы встретить вас в порту. Это были люди вашего отца. Я не из их числа. В действительности я сильно рисковал ради вас, и теперь он считает меня одним из главных врагов!
— Продолжайте. — Становилось неожиданно интересно.
Чиен глубоко вздохнул и отошел на другой конец комнаты.
— Я постарался, чтобы мой экипаж привез вас и ваших друзей сюда прежде, чем вас сцапают люди вашего отца. Мы петляли по Ханзину на случай, если бы нас преследовали. Полагаю, вы это заметили. Не всем известно, где стоит мой дом. Я проводил ваших друзей, чтобы они были вне опасности, но не мог обеспечить вам того же. Вы сказали, что направляетесь на юг. Я не мог вам этого позволить. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснил, кого нанял ваш отец и что им известно. Вы бы не проехали и десяти миль по Великому Пряному пути, как они настигли бы вас. — Чиен посмотрел на нее искренне. — Потому я и привез вас сюда, под свою защиту, пока мои люди выясняли, насколько серьезно положение.
— Так это вы меня защищали? — промурлыкала Мисани. — Меня почти убили, Чиен. Думаю, вы простите, что это несколько поколебало веру в вас.
Чиен выглядел уязвленным.
— Я стыжусь этого. Не того, о чем вы подумали, госпожа Мисани. Я не издевался над вами и не предавал вас. Я старался защитить вас, но мне не удалось.
Мисани смерила купца холодным взглядом. Его объяснение казалось ей неправдоподобным. Но она не могла понять, почему он не расправился с ней до сих пор, если собирался, а если нет, то зачем приложил столько усилий, чтобы выручить ее. Убил ли он своих людей? Это, конечно, мог быть обманный ход, чтобы завоевать ее доверие. Будучи при дворе, Мисани видела интриги похитрее. Но что ему давал такой поворот дел? Она решила прямо спросить, почему он ее оберегал. Скорее всего, Чиен солжет, но нужно время, чтобы понять, чем она может быть ему полезна. Во всяком случае, в политике она сейчас бессильна…
— Я не говорил вам раньше, потому что вы бы от меня сбежали и попали бы в лапы ваших врагов.
Мисани уже догадалась об этом. Еще она поняла, почему злоумышленники сначала старались выкрасть ее, а потом убить. Приказ им отдали простой: если возможно — живую, если нужно — мертвую. Безжалостность отца не очень ее удивила.
Чиен пристально смотрел на нее. Его резкие черты в неярком свете казались еще резче. Половина бритой головы оставалась в тени.
— Госпожа Мисани, можете мне верить, можете не верить, но я собирался рассказать вам все утром, чтобы отговорить от отъезда. Я, кажется, опоздал. Люди вашего отца нашли вас и едва не лишили жизни. — Он приблизился к ней. — Но если есть что-то, что я могу сделать во искупление своей вины, только скажите.
Мисани посмотрела на него долгим взглядом. Она ему поверила, но это не значило, что она ему доверяла. Заключил он сделку с ее отцом или нет, было что-то, что она могла ему дать, но сама об этом не знала. Объяснения Чиена ничего для нее не прояснили, по это такое, изощренная ловушка или нечто совсем неожиданное? Правду ли говорил он о людях ее отца?
Не важно. Она у него в руках. Но он ей нужен.
— Отвезите меня на юг, — проговорила Мисани.
Глава 12
Провал оживился в предвкушении праздника. После полудня нагретые солнцем улочки заполонили гуляки. Утренние ритуалы выполнены, кушанья для дневной трапезы приготовлены и съедены. Сытые, веселые и уже захмелевшие люди высыпали на улицы. В крупных городах ночью будут запускать фейерверки, но здесь, в Провале, слишком опасно выдавать свое присутствие такими развлечениями. И все равно зажгутся костры, люди соберутся на вечерний, всеобщий пир, и веселье продолжится до утра.
Эстивальная неделя началась.
В сарамирском календаре она представляла собой крупнейшее событие: прощание с летом, праздник урожая. Возраст в Сарамире считали по урожаям, а не по датам рождения, а потому сегодня все стали на год старше. В последний день Эстивальной недели все ритуально попрощаются с летом, и на рассвете следующего дня начнется осень.
