Софи в маленьком павильоне проверяла сочинения княжон. Утром она получила письмо от князя из Москвы и при виде его четкого, решительного почерка почувствовала неизъяснимое волнение. Письмо было передано ей под видом письма от Елены Петровны.
«Елена готова принять и полюбить вас. Она, как и вы, считает, что эту новость до поры не следует сообщать девочкам. Они должны постепенно привыкнуть к мысли о новой матери. Елена будет нашей наперсницей и позаботится о том, чтобы мои письма попали к вам, а ваши — ко мне. Я вернусь, как только улажу все дела в Москве. Как и положено, я намерен написать вашей маме письмо и просить вашей руки. А пока я живу лишь одним желанием поскорее заключить вас в объятия. Софи, моя дорогая, давайте немного продлим эти дни, самые драгоценные наши дни, прежде чем свет узнает о нас. В моем сердце нет ничего такого, что, было бы против, но…»
Закрыв глаза, Софи словно слышала его спокойный, глубокий голос.
Она собрала свои книги.
— Идемте, Екатерина. Мы пойдем в дом вместе. Несколькими минутами позже Софи стояла перед мадемуазель.
— Кажется, вы желали меня видеть?
— Да. — В голосе мадемуазель Альберт звучала несвойственная ей сердечность. — Я хочу, чтобы вы сопроводили меня в Кравское. Я приказала заложить коляску, так что, может, вы поспешите собраться…
— В Кравское? — удивилась Софи.
Она похолодела, вспомнив недавно пережитое.
— Да. Это недалеко. Для меня Обухово и Кравское — почти одно и то же. Две похожие деревни одного хозяина. Мы считаем своим долгом, помогать местным крестьянам. Я подумала, вам будет полезно посмотреть, как это можно сделать.
Мадемуазель говорила с таким теплом и сердечностью, что Софи почувствовала неожиданную жалость к ней. Мадемуазель, несомненно, знала о грядущих переменах и, следуя инстинкту самосохранения, пыталась отыскать дорожку к сердцу той, к кому вскоре могла перейти власть в доме.
— Вы так добры! Мне очень интересно. Я буду готова, через пару минут.
С помощью горничной Софи быстро переоделась в простое платье из пике со свободными рукавами, украшенными по краю кружевом. Шляпка из тосканской соломки прикрывала от солнца лицо.
Мадемуазель поджидала ее в коляске. Глубокая ненависть охватила ее при виде девушки, легко сбегающей по ступеням террасы. Ей не терпелось увидеть, как лицо англичанки омрачится. Ничего не подозревающая Софии, пристроилась рядом с мадемуазель, сидящей прямо, как шест, в своем темно-коричневом шелковом платье.
Мадемуазель Альберт всю дорогу хранила молчание. Но когда впереди появилась деревянная церквушка с бревенчатыми избами поодаль, сообщила:
— А вот и Кравское. Деревня, где крепостным дали волю. Вы, верно, почитаете свободу за великий дар? Дар, за который крестьяне были готовы убивать?
— Да, считаю. — Софи озадачил ее тон.
— Вряд ли это так. — На губах мадемуазель появилась саркастическая усмешка. — Я слышала от управляющего, что они не умеют распоряжаться своей свободой. Она сбивает их с толку. А ведь я предупреждала князя. Любому здравомыслящему человеку это очевидно.
— Но иначе и быть не может, — возразила Софи. — Для крепостных обретение свободы — слишком огромная перемена, они не могут сразу справиться с ней. Они так долго были рабами, невольниками!
— Я не слишком умна, мисс Джонсон. И способна, видеть только то, что творится у меня под носом. Перемена, о которой вы говорите, может привести лишь к анархии.
Софи помолчала немного и сказала:
— В свое время появятся законы, которые принесут умиротворение. Дальнейшее угнетение крестьян грозило бедой. И это поняли император и его единомышленники.
Мадемуазель пожала плечами:
— В мое время молодые девушки держали при себе свое мнение, мисс Джонсон. Но давайте не будем ссориться из-за пустяков. Вот мы и приехали.
Коляска подкатила к той самой избе, где умер старый Степан. Софи удивилась. И вдруг ее сердце сжалось от неясного страха, от дурного предчувствия, которое она никак не могла прогнать прочь. Но чего ей бояться?
— Вы бледны, мисс Джонсон, — заметила мадемуазель. — Мою корзинку, Федор, — обратилась она к кучеру. — Мы только перевяжем ногу Николаю. Он поранил ее. Надеюсь, вам не станет дурно?
— Конечно, нет, мадемуазель.
— Крестьяне живут грязно, это может произвести на вас неприятное впечатление. Николай — внук покойного Степана. Ну, так пойдемте в избу. — Для мадемуазель подобная разговорчивость была несвойственной. Она будто наслаждалась замешательством Софи.
Вокруг собралась небольшая толпа. Несколько чумазых ребятишек разглядывали коляску и надменного Федора, смотревшего прямо перед собой.
У ног лошади кудахтали куры. В пруду лениво плавали утки. Собаки грызлись в пыли.
В избе находилось несколько человек. На скамье, где прежде умирал Степан, теперь лежал Николай. Мадемуазель Альберт приказала всем выйти, кроме жены Николая, и сразу же взялась за дело.
Глубокая рана на ноге уже начала гноиться. Софи, не обращая внимания на стоны Николая, подчинялась указаниям мадемуазель. А та действовала спокойно, ловко, и вскоре Николай с облегчением откинулся на спину.
— Где ваш внук Ваня? — поинтересовалась мадемуазель.
— Он мне не внук, — буркнул Николай. — Ваня! Поди, сюда! — громко позвал он, приподнявшись на скамье.
С улицы послышался шум, и на пороге появился Ваня — тот самый сероглазый мальчик, который держал тогда Акулину. Он стоял, всем своим дерзким видом выражая независимость. Девушка вновь ощутила, насколько глубоко трогает ее судьба этого странного, молчаливого ребенка.
Он стоял против света с гордо поднятой взъерошенной головой, сквозь рваную рубашонку проглядывало худенькое тельце…
«Почему он волнует меня? Словно между мною и этим мальчиком есть невидимая связь».
Софи вспомнила, как он прижался головой к мягкому боку Акулины, и этот жест до боли растрогал ее.
Инстинктивно, почти не сознавая, что делает, Софи протянула руки к мальчику. В мгновение ока Ваня развернулся и исчез из избы.
Софи ощутила на себе тяжелый взгляд мадемуазель. Девушка содрогнулась. В этом взгляде, было столько злорадства, ненависти и триумфа, что ей стало страшно. Ни спертый воздух избы, ни гнойная рана Николая не смогли сделать с ней то, что сделал этот странный взгляд француженки. Софи почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек.
— А-а, — насмешливо протянула мадемуазель, — я так и знала. Вы, в конце концов, упадете в обморок.
Когда они вышли из избы, мадемуазель улыбнулась Софи:
— Так, значит, мы не такие сильные, как думали, а? Федор! Помоги мисс Джонсон забраться в коляску.
Глава 11
Почему я едва не лишилась сознания? Ведь я не из тех, кто чуть, что падает в обморок. Всему виной мерзкий взгляд мадемуазель. Так мог бы смотреть только злодей. Тем временем лошади упорно взбирались вверх по крутой дороге. Мадемуазель Альберт, широко расправив юбки, восседала, прямая как шест. Софи устроилась рядом, бледная и молчаливая. «Мадемуазель Альберт намеревалась мне что-то сказать, открыть нечто постыдное, — подумала Софи. — Позвав меня с собою в Кравское, она явно преследовала какую-то цель».
