Виляя хвостом и тяжело покачивая боками, такса неуклюже шла за Папочкой по коридору. Совсем она стала неповоротливая, и морда поседела.
«Может, сказать ей, и все, и не мучиться, – думала Ия. – А что сказать? Его люблю, вас не люблю… Но это неправда. Я их люблю, они мне родные. Да у меня и нет, кроме них, никого. Его остро, вас мягко? Вы подождите, я им переболею… Сказать-то нечего. Надо подождать, подумать. Не наломать дров».
Думать времени не было. В конце года, накануне выплаты тринадцатой зарплаты, у учредителей случалось традиционное обострение подозрительности, и начиналась Великая кадровая чистка, а за ней Великий исход персонала.
Декабрь проходил под девизом «Усиди на стуле», а для нее еще и – «Сохрани отдел». Рабочий день тонул в собраниях, подведениях итогов, вычерчивании графиков, обсуждении бюджетов, перекладывании друг на друга вины за неудачи и преувеличении заслуг в достижениях.
Ия вынырнула из декабря лишь тогда, когда компьютерщик сообщил ей, что нашел другую работу.
– Я хочу заниматься программированием, тут у меня нет перспектив.
Она согласилась, потому что перспектив и правда не было. В их компании запрограммировать можно было только свое увольнение или движение по накатанной колее с небольшим уклоном вверх, оставаясь при этом шестеренкой в общем отлаженном механизме. Сумеешь зацепиться зубчиками за другую такую же шестеренку и уловить общий ритм – крутись вместе со всеми.
Они продолжали встречаться. Реже, но оттого еще более остервенело.
Под Рождество Ию отправили в кардиологический санаторий на Карельском перешейке. Нет, сердце ее никогда не беспокоило. Пошаливало оно у одного из учредителей.
Больные – народ капризный и на выдумки гораздый. Вот и он придумал убить трех зайцев разом: поправить здоровье, пообщаться с подчиненными и появиться в санатории со свитой.
То, что общение это придется на законные выходные, его не смущало. Ведь и он предлагал не вагоны грузить, а отдых за свой счет и собственноручно составил список облагодетельствованных.
– Отказ равен увольнению, – лаконично сообщила кадровичка. – Девочки, молчать! Спорить бесполезно. И еще, советую вам размяться! Он любит кататься на лыжах. Тулупы и инвентарь нам выдадут на месте.
– Так морозы до минус тридцати обещают, – жалобно протянула начальница отдела рекламы.
– Рождество – семейный праздник! – пропела завхозиха.
– Утепляйтесь, девочки! Если вас не устраивают две недели в санатории, то с семьей вы проведете много свободного времени! Можете даже карт не раскидывать, – кивнула кадровичка завхозихе, уже запустившей руку в сумку, где у нее всегда лежала наготове колода.
Две недели показались Ие ссылкой. За две недели он мог найти другую! Чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, она старательно соблюдала санаторно-курортную программу и следовала всем предписаниям. Ходила в бассейн и сауну, на массаж воротниковой зоны и душ Шарко, принимала грязевые ванны, лежала в солярии и еще какой-то капсуле. По вечерам их группа счастливчиков, состоящая из одних женщин, собиралась в баре санатория и отмечала окончание очередного дня оздоровления неразбавленным абсентом.
С другими, менее крепкими, спиртными напитками в санатории было напряженно. Очевидно, их выпивали сердечники. Зато абсент стоял всегда. Видимо, семидесятиградусная настойка горькой полыни сердечникам противопоказана даже в Новый год. Но в их оздоравливающейся группе сердечников не было.
Через неделю Ия пообвыклась и к ежедневным процедурам добавила электросон. Импульсный электрический ток низкой частоты рассасывал мысли о нем. Словно чувствуя, что его пытаются изжить током, компьютерщик стал звонить несколько раз в день, присылать сообщения почти каждый час и даже успел утомить Ию, чего раньше нельзя было представить.
– Я чувствую, тебе нужно от меня только тело, – обиженно выговаривал он ей в трубку. – Ты почти не разговариваешь со мной, когда мы встречаемся. Сделал дело, гуляй смело, так?
– Не так, я люблю тебя, – говорила она спокойно. Душ Шарко, массаж и ванны, а главное, возможность сделать передышку и подумать, давали ей душевное равновесие и некоторую твердость.
«Он маленький. Мы больше не будем встречаться», – твердила она себе и тут же вспоминала, как уже говорила ему это на работе, позвав к себе в кабинет. Он тогда закусил губу, сложил большие руки на столе и спросил:
– Ты правда этого хочешь?
– Нет, – замялась она, и вопрос был исчерпан.
Но это тогда, а теперь она скажет «нет» окончательно.
– Не звони мне, нам не надо больше встречаться, – заявила она поздно вечером, выпив чистоганом «ноль пять» абсента на двоих с кадровичкой. Сказала, и тут же отключила телефон, и вынула из него батарею, и закинула ее в другой конец номера. На всякий случай, выстраивая препятствие, если ночью передумает и захочет позвонить ему.
На следующий день у них стоял в планах лыжный поход – единственная оздоровительная процедура, которую они были обязаны делить со своим благодетелем.
За минувшую неделю походов было три, но все рядом с санаторием. Впереди в шубе почти до пят, как Мороз, обходящий с дозором не свои владения, шел учредитель. Высокий, грузный, молодой еще мужчина, страдающий одышкой, немного похожий на Шаляпина. За ним гуськом двигалась процессия в разношерстных одеяниях.
Каждый утеплился как мог, в силу своих представлений о спортивной одежде. Сразу за учредителем легко скользила, чуть ли не забегая вперед, чтобы преданно взглянуть в глаза, начальница рекламного отдела в финской синтепоновой курточке. В середине колонны быстро перебирала лыжными палками старенькая и тихая начальница отдела ассортимента, повязавшая для тепла поверх клетчатого пальтишка пуховый платок крест-накрест. Ия тоже шла посерединке, наряженная в Папочкину дубленку и замотанная шарфом. Замыкала шествие завхоз в кожухе, подбитом черной кудрявой бараньей шерстью.
Теперь предстоял дальний поход, по случаю которого Ия, кадровичка и рекламистка припасли с вечера непочатую бутылку абсента и перелили ее во флягу. Морозы стояли крещенские, учредителя накануне пытались отговорить, и даже главврач санатория, но он был непреклонен: оздоровляться так оздоровляться, зря, что ли, приехали!
После вчерашнего встали тяжело, вышли рано.
– С Богом, – перекрестилась завхозиха и пошарила рукой в кармане. Может, хотела напоследок раскинуть картишки: вернутся ли?
Шли медленно, снег подбадривал, хрустел, скрипел под ногами в такт сердцам, но ему не верили, вздыхали. Кто-то с тоской вспоминал свой уютный офисный кабинет, кто-то пытался думать о приятном, компенсирующем выпавшие на их долю страдания, о тринадцатой, например. Говорят, мало где сейчас ее дают…
Ия шла, глотая слезы и думая лишь об одном: она забыла в номере мобильный телефон. Он так и остался лежать с откинутой в сторону батареей. Если что, и сигнал SOS из бескрайних снежных просторов не подать, но главное – он не знает, как она раскаивается. Что она вчера натворила…
