Из-за объявленного карантина посетителей не пускали. Иннокентий стоял под окном и разговаривал с ней по телефону. Обсуждали они то, что теперь, после благополучных родов, требовалось срочно купить – кроватку, ванночку, соски… Он был бледный и какой-то потерянный. «Зря он на роды пошел, – думала Ия. – Ни к чему это мужику… И в больницу тоже зря».
Уже два месяца он работал в своей прежней Валериановской лечебнице, но, стараниями блистательного гастроэнтеролога, не на прежнем расстрельном месте. Больница находилась недалеко от Снегиревки, поэтому даже тогда, когда его долго не было, Ия говорила себе, что он совсем рядом.
Стандартные пять дней в роддоме ребенок перекроил в сто двадцать часов сна и кормления, не оставлявших места для мыслей о бледном Иннокентии и Папочке.
Перед выпиской, проходя по коридору мимо сестринской, она услышала разговор за приоткрытыми дверями.
– Какой ужас! Прямо рядом с нами, прямо вот тут, почти за углом. То ли футбольные фанаты, то ли гопники…
– А еще скинхеды есть и эти, как их, казаки…
– Ну, может, обычные хулиганы…
– Да, вот так вот пойдешь с работы вечером или утром со смены, темно еще когда…
– Так не поймали?
– Да нет, разбежались, говорят, одну биту нашли. И это в двух шагах от Невского!
Ия заглянула и попросила помочь ей красиво запеленать ребенка перед выходом. У нее пока, как она ни старалась, получалось подобие шотландской юбки вместо тугого аккуратного свертка.
– Подруге вашей привет передавайте! Уж так она старалась, что полроддома накормила! Молодому отцу – поздравления, а вам с малышом – здоровьица, – напутствовала ее крупная веселая блондинка, вызвавшаяся помочь.
Дома возле купленной Иннокентием детской кровати были разложены машинки, мячики, пирамидки, делавшие комнату похожей на игрушечный магазин.
– Зачем ты накупил столько? – опешила Ия.
– Это она. Теперь можно, – сказал Иннокентий, странно сморщился и шмыгнул носом.
– А она когда успела? Пропала куда-то… Я звонила, трубку не берет. Из-за имени, может быть, обиделась. Что с тобой?
Положив ребенка в кроватку, Иннокентий сел рядом, обхватил голову руками, а потом схватил одну из машинок.
– Смотри, смотри, вот эта машинка с сиреной. Если нажать на кнопку, она завоет… Я ничего не мог сделать, понимаешь? И никто не мог. Ее сразу к нам привезли, там ведь рядом. Нейрохирурги сразу, все сразу… Но битами же по голове. Ничего не могли… Она к тебе приходила, поздно, после меня уже, а вы спали. Я у врачей спрашивал, ее не пустили, карантин. Третье окно от угла, на втором этаже – я ей сказал. Она мне потом перезвонила, спят, говорит, света нет, постою и пойду… Навстречу шесть бугаев с битами. Двое прохожих в арку забежали. Вспомнили, те кричали: Петербург не для гомосеков, про бабу переодетую что-то. Следователь говорит, ни при чем это. Они просто думали, что она – парень. Но тогда за что?
«За что?» – опять повторил он, боясь взглянуть на Ию и оттого спрашивая, будто у машинки или детской кровати, в которой причмокивал губами ребенок, уже проснувшийся и ждущий кормления.
* * *
– Папа, а если Земля круглая, почему наш город такой длинный? – озадачил Иннокентия сын.
– Понимаешь, – начал он, на ходу придумывая объяснение. – Земля намного круглее, чем наш город, длиннее. Понял?
– Не понял, – уставился на него мальчик.
Иннокентий задумался и хлопнул себя по лбу. На полках между дверей он долго отодвигал пакеты, обувь и ящики со старыми игрушками.
– Вот! – вытащил он пыльную коробку. – Как я мог про него забыть!
– Что это? – вышла с кухни Ия с толстой поваренной книгой под мышкой. Уже пять лет она училась готовить, но кулинарное чутье ей по-прежнему заменяли четкие инструкции и картинки.
Иннокентий раскрыл коробку и достал глобус.
– Ого! – воскликнули в один голос мать и сын.
– Откуда он? – спросила Ия и осеклась. В этот самодельный шкаф они убрали пять лет назад все купленные Папочкой игрушки, а потом дарили их сыну, без повода.
– Это последнее, – коротко ответил Иннокентий и принялся объяснять про расстояния.
У глобуса оказался еще и шнур, а внутри лампочка. Он светился в темноте, когда в кровать к ним перебрался мальчик.
– Ты еще не спишь, Арик?
– Мама, покажи мне бабочку, – попросил он. – И еще ежика.
Ия заморгала ресницами, приблизив их к его щеке – бабочка на цветок садится, а потом часто и горячо задышала в ухо – ежик принюхивается к яблоку.
В эту ночь Ия выглянула на улицу, где на белом снегу топтался Папочка. Она и во сне помнила, что подходила к окну в роддоме и видела его, но свет в палате был погашен, ребенок спал, и он вполне мог прийти завтра. Как и тогда, Папочка не решился позвать ее. Он ждал, ждал, ждал и наконец медленно пошел прочь. Рядом с ним бежала Норма, как всегда бочком, то обгоняя, то возвращаясь. Чуть поодаль топтались Понтий и Люсьен, они махали Папочке, звали к себе, а он остановился, обернулся к ней и все смотрел и смотрел в темное окно, не зная, что в глубине комнаты светится теплым светом маленький земной шар, на котором рассматривает континенты не спящий Сеня.
Иннокентию снилась гудящая сиреной детская машинка, которая неслась по городу, вырастая в размерах и превращаясь в большую машину, везущую людей, которым он хотел бы помочь, но не мог.
Арсений наконец заснул, и всю ночь ему снилась планета Земля, на которой растянулся такой длинный и такой крошечный город Петербург.
