Б. Окуджава[142]
Интервью молодого советского поэта Андрея Вознесенского и молодого советского писателя Василия Аксенова польскому еженедельнику «Политика», данное 2 марта 1963 года, во многом предопределило ход дискуссии на так называемой встрече творческой интеллигенции с представителями партии и правительства 1963 года в Кремле, а теперь по прошествии лет позволяет судить, как изменились мировоззренческие позиции героев этой публикации и как изменилась страна за годы, отделяющие нас от времени возникновения этого документа.
Ни Аксенов, ни Вознесенский не могли предположить, какой резонанс вызовет их интервью через шесть дней, во время уже упомянутой встречи в Кремле. Встреча эта была еще одной, после посещения Н. С. Хрущевым выставки художников в Манеже в 1962 году, атакой власти на свободное творчество, вкус к которому особенно остро почувствовала после развенчания Сталина творческая молодежь, окрещенная критикой шестидесятниками. На встрече в Кремле публикуемое интервью вызвало возмущение известной советской писательницы польского происхождения Ванды Василевской. Она заявила, что классовая позиция молодых советских писателей, давших интервью «Политике», не выдерживает критики, а взгляды и мысли этих молодых людей расшатывают советские устои.
Никита Хрущев, проводивший встречу, потребовал немедленно назвать имена отступников. Имена были названы, имена яркие: Андрей Вознесенский и Василий Аксенов.
По воспоминаниям Василия Аксенова, зал взорвался криками: «Позор, позор, к ответу!», после чего сначала Вознесенский, а следом за ним Аксенов были вызваны на трибуну, как на лобное место, где по очереди подверглись унизительным окрикам и угрозам главы государства…
Это было полвека назад, и вот сегодня русский перевод того интервью представлен редакции журнала «Вопросы литературы» ростовским психологом, доцентом кафедры социальной психологии Южного федерального университета, куратором международных арт-проектов Игорем Введенским. В 1963 году Игорь Введенский жил во Львове и был хорошо знаком с Евгенией Семеновной Гинзбург, знаменитым ныне автором «Крутого маршрута». Евгения Гинзбург, как мать Василия Аксенова, интересовалась всеми его выступлениями в печати и поэтому купила экземпляр той самой «Политики» с тем самым интервью еще до совещания в Кремле. После разразившегося скандала она попросила Игоря Введенского и его друзей перевести интервью на русский язык. Экземпляр перевода сохранился в архиве Игоря, и благодаря этому мы можем сегодня ознакомиться с историческим текстом.
Он вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, в нем представлены совершенно советские взгляды и ощущения Вознесенского и Аксенова тех далеких лет. Сегодня их можно было бы упрекнуть в излишней приверженности идеологическим основам существовавшей политической системы, если бы мы сами не жили в этой системе и не знали, как это было на самом деле, и не высказывали бы в те годы в своих разговорах с друзьями мысли, подобные тем, что содержатся в интервью. Можно было бы упрекнуть их в этом, если не учитывать, что молодые иллюзии Аксенова и Вознесенского развеялись быстро, а неуклонное ухудшение политической ситуации (свержение Хрущева, судебные процессы над писателями, военное вторжение в Чехословакию и т. п.) обусловило их полную оппозиционность существующему режиму, а у Аксенова еще и эмиграцию.
С другой стороны, интрига заключается в том, что заявления Вознесенского и Аксенова польскому изданию, такие будто бы совершенно невинные с позиции советской идеологии, какими они представляются нам из нашего сегодняшнего далёка, вызвали такую ярость власти и собратьев по перу из старой литературной гвардии.
А дело в том, что велась ожесточенная борьба старого, сталинского взгляда на мир и на литературу с новыми веяниями в жизни и в литературе, разбуженными хрущевской оттепелью. И те мысли в интервью, что нам сегодня представляются вполне советскими, в то время содержали в себе угрозу для (советских же по сути) ретроградов и консерваторов, угрозу неотвратимых перемен. Да и сам Хрущев, как известно, в какой-то момент испугался собственных нововведений и дал отмашку на погром…
Прошли годы, и перемены с трудом и с жертвами воплотились в жизнь.
Но в изменившемся мире вновь возродилась та же ожесточенная борьба между старым и новым, которой мы живем сегодня. И снова страсти достигают предельного накала…
Потому и интересен нам тот документ давно ушедшей эпохи.
«В край недоступных Фудзиям…»
[143]
С Василием Аксеновым я познакомился летом 1980 года в Малеевке у Гали Балтер. Ну, не совсем в Малеевке, а в деревне Вертошино, что находится рядом с бывшим писательским домом отдыха. В этой деревне в начале 1970-х Галя и ее второй муж Борис Балтер, автор замечательной повести «До свидания, мальчики», построили дом, который повидал в своих бревенчатых стенах множество поэтов, писателей, художников, композиторов и просто хороших людей, друживших с Балтерами. Василий вместе с Майей, уже ставшей к тому времени его женой, приехали к Гале проститься перед отъездом за границу. Они уезжали с советскими паспортами, но было ясно – это очень надолго, если не навсегда, потому что решение об отъезде было принято под прямым давлением властей. Накануне Олимпиады власти старались очистить Москву от нежелательных элементов, в категорию которых, помимо уголовников и проституток, включались за свое инакомыслие такие известные и весьма уважаемые граждане, как Александр Солженицын, Василий Аксенов, Владимир Войнович.
Между тем настроение у Аксеновых было вполне приличным (во всяком случае, при взгляде со стороны), разговор оживленным, застолье достаточно по тем временам обильным. Я тоже присутствовал за тем столом, но запомнилось немного. Василий восхищался каким-то дальневосточным капитаном рыболовецкого сейнера. «Представляете, – смаковал он, – на лету поймал за ножку пущенный в него стул, когда в ресторане завязалась драка!» Запомнилось, что Вася и Майя были молоды и красивы и очень подходили друг другу, а на дворе стояло лето и уже зацветала липа.
* * *
Следующая моя встреча с ними произошла ровно через 9 лет в Париже – кто бы мог подумать в 80-м, что Союзу «нерушимому» (как пелось в советско-михалковском гимне) оставалось так мало! Мы с моей женой Ирой, дочерью Гали Балтер, впервые выехали за границу по приглашению – перестройка уже давала о себе знать. Жили в центре, у Марсова поля и Эйфелевой башни, у Ириных подруг детства, замечательных сестричек Сони и Флоранс. Они познакомились с Ирой много лет назад путем, как это сформулировано в названии одной из ранних повестей Владимира Войновича, «взаимной переписки». Такие игры допускались в советское время: девочки из московской школы переписывались с парижскими школьницами. Потом парижанки однажды приехали в Москву, знакомство закрепилось и протянулось через всю жизнь. К тому же Соня и Флоранс унаследовали от отца любовь к России и неплохо усвоили русский язык.
