Вольф, якобы уходя, кладет руку на щеколду.
Замирает.
Оборачивается.
Вонзает взгляд в Стефана.
— Тебе не интересно? — спрашивает он.
— Что именно?
— Ты не спросил, какой такой переполох устроили «Пираты».
Стефан снова лезет пальцами в волосы.
— Это не мое дело.
Вольф ждет.
— Ладно, ладно. Какой такой переполох устроили «Пираты»?
Вольф отпускает щеколду.
— Рад, что ты спросил. — Положив шляпу на стол, он лезет в карман и достает бумажку. — Хочу тебе кое-что показать. Кто-то распространяет листовки.
У меня в голове всплывает картина, как Стефан с Яной ходят от двери к двери и суют листовки в почтовые ящики.
— Полагаю, ты их уже видел. — Вольф разворачивает бумажку и подходит к Стефану, держа ее перед собой.
На рисунке фюрер стоит над телами немецких солдат. Эту листовку пару ночей назад сбросили с вражеского самолета.
Вспоминаю, как испугался Стефан, когда я подобрал такую с тротуара, и чем все обернулось для герра Финкеля. Листовки несут беду. Большую беду.
— Мы не допустим в нашем городе подобного безобразия, — заявляет Вольф. — Уверен, ты со мной согласишься.
Стефан демонстративно хочет взять листовку, чтобы разглядеть получше, но Вольф не выпускает ее из рук.
— Ужас какой! — с оттенком сарказма говорит Стефан.
Вольф складывает листовку и убирает в карман.
— «Пираты эдельвейса» как раз занимаются похожими безобразиями. Распространением циничной пропаганды. На твоем месте я бы поостерегся связываться с ними.
— Понятия не имею, что вы хотите сказать. Я сроду не слышал…
— Однако тебя видели в компании лиц, подозреваемых в участии в этой группировке. — Вольф смотрит на Стефана в упор.
— Никто из моих друзей не упоминал, что входит в группировку… Как вы там ее назвали?
Вольф одаривает Стефана понимающей улыбкой.
— Люди не всегда честно признаются, кто они, правда?
Стефан пожимает плечами.
— Выходит, злоумышленники собрали определенное количество вражеских листовок и разносят по домам честных граждан. Под покровом ночи. Так можно попасть и под обвинение в шпионаже. — Вольф ненадолго замолкает. — Давай развеем все сомнения твоих бабушки с дедушкой. И бедняжки мамы.
— Конечно, — отвечает Стефан.
— Самый простой способ — позвать меня взглянуть на твои пожитки. Тогда я… — Вольф демонстративно подбирает формулировку. — Тогда я буду абсолютно уверен, что ты не хранишь у себя листовки с целью распространения.
— Герхард Вольф! — Окрик мамы заставляет инспектора переключиться на нее. — Как ты смеешь обвинять моего сына…
— Все в порядке, — успокаивает ее Стефан. — Мне нечего скрывать. Пусть инспектор убедится, что неправ и что я не храню запрещенных вещей.
Вольф долго смотрит на маму, потом снова оборачивается к Стефану.
— Благодарю, — улыбается он и снова отвешивает свой полупоклон, а потом подходит к лестнице, намекая нам с мамой уступить дорогу.
— Правда, мама, не беспокойся, — повторяет Стефан.
Мама отступает в сторону. Вольф поднимается по лестнице, чеканя каждый шаг. Наверху он замирает.
— Направо, — подсказывает Стефан.
Вольф исчезает в нашей спальне.
Ба с дедом подходят к нам. Мы стоим внизу и молча ждем, переглядываясь друг с другом. Слышно, как Вольф возится наверху. Скрипят половицы. Инспектор роется в вещах. Мы почти не дышим.
Стефан смотрит на меня и подмигивает. Мол, все обойдется, нам нечего скрывать.
Потом Вольф выходит из спальни и появляется наверху лестницы.
Он смотрит вниз, на нас со Стефаном.
— Мальчики, поднимитесь ко мне, я хочу вам кое-что показать, — говорит он.
— Что такое? — спрашивает Ба.
— Поднимитесь и сами посмотрите, — манит нас Вольф.
Стефан, похлопав меня по плечу, ободряюще кивает, и мы поднимаемся в спальню.
Стоит мне увидеть томик «Майн кампф» на комоде, как сердце замирает и подгибаются ноги. Рядом лежит листовка — неопровержимая улика страшного преступления.
— Объясни-ка, дружок, откуда это. — Вольф обращается не к Стефану, а ко мне.
— Я…
— Это ведь твоя книга? На ней стоит твое имя.
— Д…да.
Вольф кивает и достает из кармана ту листовку, что принес с собой. Разворачивает ее и кладет на стол рядом с моей.
— Полное совпадение. — Инспектор откидывается, будто отдает должное композиции из двух Гитлеров, стоящих над трупами немецких солдат. Потом переводит взгляд на Стефана.
— Поначалу я подозревал старшего, а оказывается, это младший…
— Это моя листовка, — выходит вперед Стефан. — Это я разносил листовки сегодня ночью.
— Как благородно взять на себя вину за преступление младшего брата, — заявляет Вольф. — Только меня не проведешь.
— Нет… — пытаюсь сказать я, но выходит сиплый писк. — Это моя. Я…
— Я распространял листовки, — говорит Стефан. — Могу показать конкретные дома.
Вольф поднимает брови.
— Ну ладно. Еще мне нужны имена твоих соучастников. Расскажешь все в штабе.
В штабе. После историй Стефана одно упоминание штаба вызывает у меня тошноту.
— Нет. — Мама встает между Вольфом и Стефаном. — Моего сына ты никуда не заберешь.
— Фрау Фридман, вы никоим образом не сможете помешать мне.
— Я тебе не фрау Фридман. Ты прекрасно знаешь, как меня зовут. Эта листовка не имеет никакого отношения к моим сыновьям. Ты подбросил ее, Герхард Вольф, чтобы у тебя был повод арестовать Стефана.
— Обращайся ко мне «инспектор уголовного розыска Вольф»! — требует он с угрозой. — Еще одно слово, и я арестую тебя тоже. А потом отправлю туда, откуда не возвращаются.
— Что?
— Скажу честно, только врожденная доброта мешает мне оставить твоего младшего сына круглым сиротой.
У мамы от ужаса распахиваются глаза. Она ничего не может сделать. Совсем ничего. Мы абсолютно бессильны.
— Все нормально, мама, — говорит Стефан, делая шаг вперед. — Все будет в порядке.
Храбрые слова, но я слышу, как дрожит его голос.
— Фрау Фридман? — Вольф жестом предлагает маме отойти в сторону. — Будьте любезны.
Мама высоко поднимает голову и смотрит Вольфу прямо в глаза.
