Но тут вперёд выступил пристав Бычь.
– Позвольте, Евграф Андреевич, – попросил он, – провести дознание по всем правилам?
Городничий отошёл в сторону, уступая место профессиональному дознавателю.
– Какого сословия, как прозываешься и откуда путь держишь? – встал частный пристав напротив допрашиваемого.
– Из семинарских. Прозываюсь Фёдором Дружининым. Имел неосторожность пешком пробираться из Москвы.
– А вы часом не коллежский асессор Капищев? – вдруг повернул он лицо в сторону городничего.
– Так и есть, – насторожился Капищев.
Подозреваемый встал и поклонился Евграфу Андреевичу в пояс.
– Поклон вам велели передать граф Нарышкин, – пояснил он. – Очень вас хвалили за усердие в градоначальном деле.
– Алексей Васильевич? – удивлённо вскинул брови городской голова.
– Он самый, – подтвердил Дружинин.
– Так вы от него? – расплылся в улыбке городничий. – Что ж сразу не назвались? За какой надобностью к нам?
– Прислан учителем в нарождающееся малое народное училище, – доложил молодой человек.
– Знаем, знаем, – совсем разулыбался Евграф Андреевич. – Уже и устав оного получили. Аккурат к 22 сентября на день коронации государыни откроем кладезь познаний. Вот и домик для вас приготовили. Завтра же можно оглядеть.
– А что сам Алексей Васильевич, где ныне? Небось, по империи разъезжают? Как и прежде, вместе с графом Воронцовым ведут ревизию присутственных мест?
– И да, и нет. Ныне их превосходительство, помимо сенаторских забот, назначен членом Комитета о построении новых городов.
– Эк-ка! – восторженно хлопнул в ладоши Капищев. – Что значит светлая голова – везде поспевает. А ведь они ещё и в Вольном экономическом обществе управляются.
– И не токмо, – заметил учитель. – Помимо того, избраны членом Российского собрания при Московском университете.
Перед балом
Весь следующий день прошёл в приготовлениях к балу. С самого утра Марьян Астафьевич распорядился подготовить к выезду карету, что досталась ему вместе с имением от старой графини. Кроме того, горничной было наказано вынуть из шкафа лучший его мундир и вычистить, как следует.
Фёкла Фенециановна тоже не сидела без дела. Во-первых, отрядила в город за булавками, заколками, гребешками да новыми лентами молодца Сеньку. А во-вторых, взялась вместе с девкой Афимьей пересматривать наряды, подбирая самые к сему случаю подходящие.
– Барыня, – подошла к ней вдруг испуганная Афимья, – вы поглядите, чего деется.
Переверзева глянула и обмерла. В руках девка держала платье, на подоле которого, словно на обычной лужайке, зеленела травяная поросль и наливались пурпуром пушистые цветки красного клевера.
Мы-то знаем, что именно в этом платье противная коза пролизала дыру, и что Захарьев замазал её землёй. Судя по всему, земля до конца не преобразовалась и находившиеся в ней семена растений теперь дали всходы. Но ни барыня, ни тем более её девка об этом, конечно, и помыслить не могли.
– Ах! – всплеснула руками помещица. – Да ведь сие от высокой чувственности к князю.
– Неужто платье способно от воздыханий зацвесть? – покачала головой Афимья. – Энто тады настоящее чудо.
– Надо полагать, – зарделась от удовольствия Переверзева. – Возможно, и они к нам подобные чувства питают.
– Так и есть, – заверила девка. – Своими ушами слышала, как молодой князь вознамерился вас у Марьяна Астафьевича чрез карты отобрать. Да разве нашего барина обыграешь…
Захарьев в это время сидел за столиком в овальной спальне и что-то усердно рисовал в тетради. Лера хотел посмотреть над чем он так старается, но Шурка сделал загадочное лицо и не показал. Обиженный недоверием друга, Стопочкин подался на конюшню и долго наблюдал, как Прохор готовит к выезду лошадей. Вначале кучер чистил их железным скребком, потом волосяной щёткой, а после обтирал влажной суконкой до совершенного блеска. Другой волосяной щёточкой он чистил головы и гривы, да так нежно, что будь на месте лошади какая-нибудь кошка, она бы замурлыкала от удовольствия. Глядя на его работу, Лере и самому захотелось поухаживать за лошадьми, но он не подал виду. Нельзя графу заниматься мужицкой работой, а не то все сразу поймут, что они с Шуркой никакие не аристократы. Когда лошади были вычищены до блеска, Прохор скрутил жгут из сена и стал им энергично растирать шею, плечи и ляжки животных.
– Надобно кровь разогнать, – пояснил он, – чтоб огонь у них по жилам пошёл. Тады всякий конь птице уподобляется.
– А, – понял Лера, – массаж для лучшей циркуляции крови и мышечного тонуса.
Заглянув затем в каретный амбар, он нашёл там мастера Макара, который с обескураженным видом ходил вокруг старой графской кареты.
Сломалось что-нибудь? – поинтересовался Лера.
– Всё бы ничего, кабы не энто, – показал Макар на растрескавшуюся позолоту, покрывавшую дверцы кареты.
– Где ж мне краски отыскать? Это к церковным малярам ехать надобно, а времени-то и нет, – развёл он руками.
Лера подошёл ближе, потрогал позолоту, постучал ногтем по кузову кареты.
– Чем это она покрыта?
– Лаком, знамо дело, – пояснил Макар.
– Лак прозрачный?
Мастер утвердительно кивнул.
– Тогда нет проблем, – заверил Лера. – Берёшь кусок бронзы, перетираешь на пудру, а потом смешиваешь бронзовую пудру с лаком.
– Неужто будет подобно золоту? – почесал темечко Макар.
– Ну, не совсем, – признался Лера, – но очень похоже.
Тут к амбару подошёл Шурка, галантно раскланялся и отозвал графа в сторонку.
– Лерчик, – шепнул он на ухо. – Ты с Переверзевыми на бал без меня езжай, я позже буду.
– Что случилось? – испугался Лера и только тут заметил, что друг вооружён и шляпой, и хлыстом, а на боку висит шпага.
– Ты куда это собрался? – насупился он.
– К Варе.
– Ага, – всё понял Лера. – Пойдёшь Золушку к балу готовить?
– Тише ты! – шикнул Шурка. – Смотри, Переверзевым не проговорись. Скажи, фокусы новые готовлю.
– Ладно, – лукаво подмигнул Лера, – осторожней там.
Шурка творит чудеса
Солнце коснулось верхушек деревьев, когда Захарьев добрался до подворья Лозовичей. На этот раз все они были в сборе. Сидели в избе на двух лавках вдоль длинного стола, на котором дымилось в большом пузатом чугунке густое варево. Во главе трапезы под иконой в красном углу восседал отец семейства.
– Здравствуйте, – кивнул с порога Шурка.
– И тебе, князь, не хворать, – ответил за всех Никифор Ворсанафьевич. – Нужда какая али так в гости зашёл? Да ты седай, отведай хлеба нашего крестьянского.
