«Затем, установив третью степень огня, ты увидишь возрастание всевозможных прекрасных плодов, каковы: айва, лимоны и апельсины, которые вскоре превратятся в красные яблоки» («Cassette du petit paysan»).
Бернар Тревизан аллегорически говорит о цветах: «Об этом сказано, что вещь, хозяин которой красен и имеет белые ноги и черные глаза, есть Магистерий» («La parole délaissée»). И в другом месте: «Вообразите, я у него спросил, какого цвета был король. И он мне ответил, что тот был одет в сукно золотистого цвета первого тона и плащ черного бархата поверх белоснежной рубашки, под которой он имел красное, как кровь, тело» (Bernard de Trévisan. «Le livre de la philosophie naturelle des métaux»).
Наконец, цвета уподоблялись четырем элементам:
«Во время Делания появляются четыре цвета. Черный цвет, как уголь; белый, как цветок лилии; желтый, как ноги птицы, называемой копчиком; красный, как рубин. Они называют чернотой воздух, белизной – землю, желтизной – воду и краснотой – огонь» (David Lagneau. «Harmonia chimica»[178]).
Надо прибавить, что алхимики не были единодушны в применении названий элементов к цветам: один называл чернотой воздух, а другой – землю. Следующая выдержка значительно отличается в этом отношении от предыдущей: «Во время периода первого влияния камень черен, его называют Сатурном, землей и именами всех черных вещей. Затем, когда он белеет, его именуют водой и названиями всего влажного, соленого или белой землей. Когда он желтеет и выпаривается, то получает наименование воздуха, желтого масла и имена всех летучих вещей. Наконец, он краснеет, и его называют: небом, красной серой, золотом, карбункулом и именами всех красных драгоценных вещей, как минеральных, так и животных и растительных» («Clangor buccinae»[179]).
Мы теперь будем специально изучать три основных цвета: черный, белый и красный. Первым появляется черный. Алхимики распространялись об этом цвете потому, что он указывает на то, что делание находится на правильном пути: «Материя, приведенная в движение соответствующим жаром, начинает делаться черной. Этот цвет является ключом и началом Делания. В нем заключаются все другие цвета: белый, желтый и красный» (Huginus а Barmâ. «Le règne de Saturne»).
Герметические философы давали разные имена черному цвету. «Эта чернота – знак гниения; философы называют ее западом, темнотой, затмением, головой ворона, смертью» («Le Filet d’Ariadne»).
Но его главный символ был ворон. «Знайте также, что Ворон, летающий без крыльев в ночной черноте и солнечном свете, есть глава или начало искусства» (Hermès. «Les sept chapitres»[180]). Его также называли головой ворона. «Указание на это плодородие даст тот алеф, или темное начало, которое древние называли головой ворона» (Huginus a Barmâ. «Le règne de Saturne»). По словам Руйяка («Abrégé du Grand-Ceuvre»), черный цвет символизировали вороном потому, говорит он, что воронята рождаются белыми, и родители бросают их до тех пор, пока у них не появятся черные перья. Точно так же алхимик должен покинуть Делание, если чернота не появится. Это признак, что Делание не удалось и что его начать надо снова.
Думали, что мухи рождаются из гниющей грязи, а ван Гельмонт уверял, что видел, как из старого, сгнившего белья родились мыши. Эта теория применялась к трем царствам природы; начало Делания должно, следовательно, быть порчей, гниением, после чего оживленная материя совершенствуется до красного цвета. Кроме того, гниение есть символ смерти, из которой проявится жизнь. Смерть – это ночь, черный цвет; жизнь есть свет, белый цвет. Вот почему алхимики называли черный цвет гниением.
«Таким образом, первому процессу Делания дали название гниения, ибо в это время наш камень черен» (Roger Bacon. «Miroir d’Alchimie»).
Черный цвет появляется около сорокового дня после того, как начали согревать философское яйцо: «Грейте умеренно философский раствор в сосуде, запечатанном герметически, в течение сорока дней до тех пор, пока на поверхности не образуется черная материя, которая есть „голова ворона“ философов» (Alain de Lille. «Dicta Alani de lapide philosophico»[181]).
Во время черноты, согласно Филалету и Фламелю, появляется сильный запах, который обнаружится, если во время этой части Делания сосуд лопнет.
Прежде изготовления материя бывает весьма зловонна, но потом запах делается приятным, вследствие чего мудрец сказал: «Эта вода берет запах у мертвого и неподвижноготела» (Morien. «De transmutatione metallorum»[182]). Вода, о которой здесь говорится, есть жидкость, образующаяся от сгущения паров в философском яйце. И действительно, из материи черного цвета отделяются пары желтые, красные и зеленые, которые наполняют яйцо. Этот газ, смешанный с парами воды, сгущается и снова падает на материю. Наконец газ более не выделяется, появляется полная чернота, все успокаивается.
Алхимики гораздо менее распространялись о белом цвете. После черного цвета вскоре появляется серый цвет. «Цвет серый является после черного» («Note manuscrite en marge de la Bibliothèque des philosophes chimiques»[183]). После этого постепенно появляется белый цвет.
«Признак совершенной белизны есть маленький, очень тонкий кружок, появляющийся вверху сосуда в то время, когда цвет материи переходит в оранжевый» («L’Echelle des philosophes»[184]). Затем этот круг увеличивается и испускает белые лучи, тонкие, как волосы (откуда иногда появляется название: волосяная белизна); сходясь в центре, эти нити, размножаясь, окрашивают в конце концов всю массу в белый цвет.
Фламель говорит в своей книге, что белизна есть символ жизни, а чернота – смерти, и вследствие того он представил в своих иероглифах кладбища Невинных тело, дух и душу, или материю камня, как мужчин и женщин, одетых в белое или воскресающих из гробов, чтобы обозначить живительную белизну, являющуюся после смерти, черноты, гниения.
Философы дали много названий белизне. Что касается аллегорий и символов белизны, то Пернети их великолепно разрешает в своем «Dictionnaire mithohermétique»:[185] «Философы говорят, что, когда появляется белизна на материи Великого Делания, значит, жизнь победила смерть, что их „Царь“ воскрес, что земля и вода сделались воздухом, что это – воздействие Луны, что их „дитя“ родилось, что небо и земля бракосочетались, потому что белизна указывает на союз, или брак, устойчивости и летучести, женского и мужского».
Что же касается красного цвета, то алхимики говорят о нем мало. Он означает счастливый конец Делания. Материя высыхает совершенно и трансформируется в порошок ярко-красного цвета. Нагревают сильнее, чем это делали до сих пор, разбивают яйцо и получают философский камень. «Когда камень, достигший красного цвета, начинает разрываться или давать трещины и надуваться, его ставят пережигать на отражающую печь, где он окончательно затвердевает» (Arnold de Villeneuve. «Novum lumen»[186]).
Символ оконченного Делания – это треугольник, обращенный вершиною вниз, с крестом, находящимся над его основанием. Он изображен в 12-м ключе Таро.
Теперь, когда Великое Делание нам известно на практике и в символах, мы можем понять следующие слова, которые раньше нам показались бы лишенными смысла, если не смешными. Эксимиданус говорит: «Мочите, сушите, черните, белите, обращайте в порошок и доведите его до красного цвета, и вы будете обладать всем секретом искусства, заключающимся в этих немногих словах. Первое черно, второе бело, а третье красно; 80, 120, 280 – два их делает, и они сделались 120. Резина, молоко, мрамор, луна = 80. Олово, железо, шафран, кровь = 120. Персик, груша, орех = 280».
