Друзья очнулись лишь тогда, когда сгорел лоток Ришара.
Радикальное крыло антиробинистов после долгих споров и криков пришло к заключению о том, что без открыток Робин Крут будет вынужден заткнуться.
Лоток со всем товаром сгорел в одну ночь, подожженный группой бритоголовых с собаками, которые и без того уже давно ненавидели Ришара.
Ковбой, Фонтанна и Ришар пытались рассказать об этом Бену, но тот, страстно увлеченный делом, то ли не поверил, то ли не услышал, как бы то ни было, но никаких эмоций не выказал и продолжал писать.
Его рвение заразило остальных, так что и они не сдавались, рискуя каждый день все больше.
И только когда однажды шайка молодых антиробинистов выследила Фонтанну, погналась за ней и закидала камнями, так что утром она насилу вернулась, Бен решил все прекратить.
Он увидел разбитое в кровь лицо Фонтанны, ее распухшие губы, исцарапанные щеки, заплывшие глаза и сказал:
— Все. Довольно.
* * *
Все четверо заперлись в доме и с ужасом слушали дикий шум уличных боев. Их мучило то, что все эти распри произошли из-за них, а остановить побоище они не в силах. Дом много раз менял положение, но, куда бы он ни подался, везде все так же грохотало.
В конце концов дом решил, что это он распространяет смертоносную заразу, и не решался сдвинуться с места, а тем более вернуться на озеро, чтобы не занести войну и туда.
Друзья следили по радиосводкам, как волнения захлестывают город.
Бен готов был выйти и сдаться, но его заперли в спальне и закрыли снаружи балконные ставни.
Война все разгоралась, число жертв росло, и власти наконец решились действовать.
Буянов из обоих лагерей переловили, улицы взяли под усиленное наблюдение, за почтальонами установили слежку. Почтовые страсти улеглись, некоторое время еще ходили редкие открытки, подписанные Робин Крутом, но вскоре все утихло окончательно.
Говорили, что Робин Крут убит, люди, семейные и одинокие, вернулись к своей обычной, счастливой или несчастливой жизни.
Власти сочли, что опасность позади, бывшие враги были освобождены и примирились, вот только почтальоны лишились работы — всякую переписку запретили.
Фонтанна выпустила Бена из спальни.
Ришар проникся отвращением к городу и решил, что не останется в нем больше ни на день, он простился с друзьями и попытался утешить их, убедить, что они ни в чем не виноваты и, наоборот, только они и есть настоящие жертвы этого безумия.
— Человеческую натуру не изменишь, — сказал он им, — во всяком случае, почтовыми открытками.
Ковбой, Фонтанна и Бен были подавлены. Они растерянно смотрели друг на друга и не могли взять в толк, что же все-таки случилось. Ведь они всего-навсего писали открытки, как это могло привести к погромам и убийствам? У них не осталось сил, они давно мечтали выспаться, но теперь потеряли сон.
О том, чего натерпелась сама, Фонтанна и не вспоминала, но ее страшно тревожило состояние Бена. Несколько месяцев он самоотверженно работал на благо людей, жил надеждой осчастливить их и вдруг оказался причиной или предлогом жестокого кровопролития. Бен тенью бродил по дому, разговаривал сам с собой и все пытался что-то понять.
Ковбой же словно онемел. Его душило чувство вины — ведь это он все придумал, из-за него все и стряслось. Он часами сидел на своем матрасе, глядя в пустоту и прижимая к себе кота.
* * *
Бен не знал, не мог знать, что маленькую Жанну Мильроз теперь отпускали из дома каждый субботний вечер и она радостно бежала по улице, потому что некая Элен Рабюссье прислала ее родителям письмо и попросила разрешения приглашать их дочь на чай с домашним лимонным пирогом.
Не знал он и того, что мсье Паша старается теперь прийти домой пораньше, а его супруга — выйти из дому попозже, и они, взявшись за руки, смотрят на закат.
И того, что Тома со своими друзьями, которых встретил в зоопарке, отправившись туда однажды дождливым днем, организовали музыкальную группу, а песни Тома стали куда веселее.
Мсье Бертан купил себе боксерскую грушу, и его детям больше не приходится бояться тумаков. Камилла Лагаж отвыкала от наркотиков, увлеклась искусством коллажа, а иногда пела в группе Тома. Ги и Анри распили бутылочку и сошлись на том, что во всем виновата их бывшая подружка. Освальд Вурц заговорил — сказал психологу: «Заткнись!». Мсье Ришу больше не раздражал шум верхних соседей, потому что теперь и его звали в гости. Мадемуазель Пелар перестала истязать мышей, теперь она давала каждой мышке имена и бережно растила их. Дети мадам Фош первый раз пошли в кино и смотрели фильм очень внимательно, потому что обещали сыграть его дома для матери. За стойкой у Яна в баре собиралась целая компания бывших одиночек, они не сидели больше у телевизора, а выпивали в дружеском кругу и расписывались на загипсованных конечностях бармена.
А если Сильви Баржо не спалось, она перечитывала чудные открытки от Робин Крута.
Людей, которым помогли, которых утешили и поддержали его открытки и которые, несмотря на пережитую смуту, обрели надежду и зажили счастливей, чем прежде, было великое множество.
Было столько вещей, о которых Бен и его друзья знать не знали и которые бы разогнали его черные мысли. А думал он непрестанно о тех, кто погиб, да о страшном лице Фонтанны.
К счастью
К счастью, по радио зазвучала песня.
Бен прибавил звук и стал притопывать. Ковбой, сидя в постели, поднял руки и защелкал пальцами. Фонтанна стала танцевать и постепенно стягивать с себя одежки.
Бен дослушал песню до конца, потом убавил звук, перестал притопывать и сказал:
— Пошли пройдемся!
Фонтанна опять оделась, Ковбой встал.
А дом, услышав Бена, услышав наконец хоть что-то вразумительное, тут же переместился поближе к парку, тому самому, где Бен с Фонтанной обжирались грейпфрутами.
И вот друзья вышли за порог. В городе было тихо и безлюдно, как прежде. Парк выглядел заманчиво, они направились туда.
Фонтанна узнала фонтан, у которого стала Фонтанной. Она хотела улыбнуться, но губам стало больно.
Трое друзей плотным рядком шли по парку.
От усталости они не могли говорить, не могли даже думать, а только шли и смотрели на деревья. Дошли до середины парка и сели на траву — теперь они только дышали.
Бен погладил руками траву. Потом вдруг выщипнул клочок и стал жевать. Ковбой выкопал ямку, набрал пригоршню земли и тоже поднес к губам. Фонтанна нарвала листьев и набила себе рот. Потом они смешали землю, листья и траву и продолжали есть.
Пошел дождь, но не помешал им. Наоборот, запрокинув голову, они его пили.
Шло время, день клонился к закату, а они все сидели под дождем, и ели, и пили, как вдруг к ним сзади кто-то подошел.
