Что ж, подумала Шэрон с тоской. Надо смотреть правде в глаза: я в него влюбилась. В ту самую минуту, когда он поднялся на мою террасу. Даже ложь была бессильна уничтожить возникшее чувство, а мягкость и доброта Рэндалла укрепили его.
И что ей теперь делать? Через неделю или около того родится ребенок. Ей так хочется поскорее взять его на руки, но рождение малыша означает расставание с Рэндаллом. Как может радость идти рука об руку с болью? И еще, интересно, как она сможет это пережить?
От терзающих сердце вопросов Шэрон отвлек легкий скрип открывающейся входной двери, за которым последовала серия странных звуков, словно что-то тащили. С утра Рэндалл сказал, что намеревается съездить в город по делам. Должно быть, снова привез кучу продуктов.
— Рэндалл, это ты?
— Да, но пока занят. Скоро освобожусь и зайду.
Ей послышался еще один мужской голос, потом снова несколько раз открылась и закрылась входная дверь. Наконец в спальню заглянул тот, о ком она думала постоянно, причем лицо у него было таким довольным, что у Шэрон даже сердце защемило.
— Как ты себя чувствуешь?
В последние дни он задавал этот вопрос очень часто. Шэрон хотелось бы думать, что это от любви к ней, но, скорее всего, он заботился о внучатом племяннике.
— В порядке.
По крайней мере, тело, подумала она. А до души ему, должно быть, и дела нет.
— Вот и славно. Потому что я хочу тебе кое-что показать.
— Ты — что, — ехидно поинтересовалась Шэрон, — купил так много продуктов, что они не лезут в морозилку?
— Нет, — рассмеялся Рэндалл, — я был не в продуктовом магазине. Но действительно отправился за покупками. Как думаешь, тебе не повредит, если я отнесу в гостиную?
— Мне показалось или я действительно слышала еще один голос? — с подозрением спросила Шэрон.
— Посыльный. Но он уже ушел.
Она натянула халат и села на край кровати.
— Раз это так важно, я, пожалуй, сама дойду до гостиной. А то ты надорвешься.
— Нет, — решительно возразил Рэндалл. — Тебе не велено ходить дальше ванной. А я не самый слабый человек на свете. Помнишь, на пляже я нес тебя куда дольше и дальше.
— Помню, — хрипловатым голосом прошептала Шэрон, обнимая его за шею.
Он поднял ее и заглянул в лицо, оказавшееся в нескольких дюймах от его. С того самого момента, когда он впервые увидел эту женщину, она вызывала у него желание. Но только в последние дни, когда жизнь ее ребенка оказалась в опасности, Рэндалл осознал глубину своих чувств к ней. Он не просто хотел ее, а любил.
И ему недостаточно теперь было бы знать, что Шэрон с ребенком здоровы и обеспечены всем необходимым. Нет, Рэндалл хотел сам подарить им стабильность, процветание и счастье. Чтобы жизнь его обрела смысл, стала полной, ему нужны эта женщина и ее пока еще не рожденный сын. Но как убедить Шэрон, что он искренен, что слова продиктованы сердцем, а не рассудком?
— Я тоже не забыл ни малейшей подробности того дня. И хочу тебя все так же.
Шэрон почувствовала, как внутри что-то сжалось, а в горле, казалось, застрял ком величиной с кулак.
— Рэндалл, не надо… — с трудом начала она, но он мягко перебил ее:
— Я знаю, что ты не можешь простить мне ложь, но я прошу тебя — попробуй. Скоро родится ребенок, а я не смогу вернуться в Англию, увозя с собой твою ненависть.
Шэрон уткнулась ему в плечо, изо всех сил стараясь не заплакать.
— Отнеси-ка лучше меня в гостиную. Невозможно разговаривать ни о чем серьезном, пока ты держишь меня на руках.
— Ладно, — покорно согласился Рэндалл. — Но закрой глаза и не открывай, пока я не скажу.
— Почему?
— Какой же это будет сюрприз, если заранее все объяснить, посуди сама?
Шэрон послушно закрыла глаза и только прижималась к груди Рэндалла, пока он нес ее в гостиную. Там он опустил ее на диван, устроив так, чтобы она полулежала.
— Теперь можешь открыть глаза, — сказал он.
Первым делом Шэрон посмотрела на Рэндалла. Он самодовольно улыбался и качнул головой, призывая ее взглянуть налево. Она взглянула… и ахнула.
В центре гостиной стоял набор детской мебели из темного полированного дерева.
— Боже мой! — невольно вырвалось у Шэрон. — Какая прелесть! Я просто не представляю, где можно найти такую в Бланесе!
Она начала приподниматься, но Рэндалл нежным жестом остановил ее.
— Лежи, лежи.
Он взял колыбельку и принес к дивану, чтобы Шэрон могла ею полюбоваться вблизи.
— Я беру пример с тебя и, не найдя подходящего магазина в этом городе, отправился в Барселону. А там есть все, что угодно.
— Спасибо! Теперь моему малышу еще много лет ничего не понадобится! — воскликнула Шэрон.
Помимо колыбельки в гостиной стояли детская кроватка с матрасом, шкаф и стол со стулом. Колыбелька была доверху заполнена детской одежкой, подгузниками, бельем и мягкими игрушками.
— И все из вишни, — пояснил Рэндалл, с удовлетворением наблюдая за ее радостью. — А когда малыш подрастет, можно будет подкупить большую кровать к этому же комплекту. Тебе нравится?
Шэрон изумленно подняла голову.
— И ты еще спрашиваешь? Я просто не знаю, что сказать, слов благодарности не нахожу. Я… я не смела и мечтать о такой красоте для моего ребенка. Но ты…
Рэндалл сел на диван рядом с ней.
— Ты как-то сказала мне, что хочешь переоборудовать одну из спален в детскую. Вот мне и подумалось: что за детская без мебели?
Он принялся качать колыбель. И Шэрон не могла не улыбнуться, представляя, как будет убаюкивать малютку вот такими же мерными движениями.
— Я давно выбрала комнату для этой цели и надеялась, что со временем накоплю на комплект подержанной мебели. Но это! Настоящая вишня!.. Небось, обошлось тебе в целое состояние! Нет, право, тебе не следовало делать такой щедрый подарок.
Рэндалл взял руку молодой женщины в свою и был счастлив, когда она не отдернула ее.
— Впервые за долгое время я получил от покупки удовольствие. Всю жизнь у меня было полно денег, но они ничего для меня не значили. И теперь я начинаю понимать почему. Мне не с кем было разделить их.
— Но ты же был женат, — недоуменно заметила Шэрон.
— Ну и что? — невесело усмехнулся Рэндалл. — Юджиния не хотела ничего делить, только брать у меня, я же говорил. Но если я не ошибаюсь, мои подарки значат для тебя кое-что, не так ли?
Ничто не могло сдержать слез молодой женщины на этот раз. Прежде чем Рэндалл успел остановить ее, она бросилась ему на шею.
— Все, что ты когда-либо для меня делал, значит бесконечно много! Неужели ты сам этого не понимаешь?