Рэндалл коснулся ее живота и радостно заулыбался, когда ребенок шевельнулся под его ладонью.
— Это и есть мой сын. Я заявил на него права очень давно, только ты об этом не догадывалась.
— Боюсь, что ты и сам не догадывался, — поддразнила его Шэрон, затем снова стала очень серьезной. — Но если ты хочешь вернуться в Англию, то я готова тебя опустить. Только надо будет выждать несколько дней после родов.
— Я только что сказал Лесли, что мы останемся здесь. С другой стороны, Англия все же моя родина. Да и твоя, если уж на то пошло, тоже. Поэтому предлагаю сделать, как ты и мечтала. Пусть это будет наш летний домик. Точнее, наши летние домики. Побудем здесь до осени. Ты же говорила, что зимой здесь не особенно хорошо.
— Да, я еще удивилась, почему Лесли приехал сюда в декабре, когда все время идет дождь и холодно. И море штормит.
— Тогда давай улетим в Англию где-нибудь в середине октября. А весной, уже в начале мая, вернемся. Сестра давно уговаривает меня уйти из фирмы — пожалуй, самое время. Денег достаточно, что же еще надо? Оксфорд — очень милый город, но можно поселиться и в другом месте. Кроме того, не в обиду тебе будет сказано, что-то мне подсказывает, что частные школы в Англии лучше, чем…
— Исключая только музыкальную школу в Монсеррате, — улыбнулась Шэрон. — Вдруг у моего… у нашего сына окажется замечательный голос или абсолютный слух?
— Ну, тогда непременно вернемся сюда и отправим его учиться в школу при монастыре. Пусть там его держат в черном теле. Тебе не жалко будет?
Шэрон рассмеялась, и заливистый смех ее был похож на звон серебряных колокольчиков и пение горного ручья. Рэндалл обнял будущую супругу и нежно коснулся ее губ.
— Надеюсь, сегодня мне не придется спать в одиночестве? — игриво спросила молодая женщина.
— Спать — нет, — в тон ей ответил Рэндалл, а потом добавил уже серьезнее: — А все остальное подождет до появления на свет малыша: не дай Бог ему повредить! Кстати, мне кажется, милая, что ты чересчур давно сидишь. Пора отнести тебя в спальню. А затем я отправлюсь готовить ужин.
— Я хочу сказать тебе еще одну вещь, — улыбнулась Шэрон.
— Что ты меня любишь?
— Помимо этого. Я хотела сказать, что, даже если бы сейчас вдруг выяснилось, что ты меня обманывал и за душой у тебя нет ни гроша, я бы нисколько не огорчилась.
— Ты-то, может быть, и нет, а вот хозяева бутика, где я купил мебель и прочие мелочи, огорчились бы весьма. Я им выписал чек на весьма внушительную сумму.
— Я совершенно серьезно, Рэнди. Если бы ты, скажем, потерял все свои деньги или указал в брачном контракте, что я не имею права ни на пенс из твоих капиталов, я бы восприняла это с радостью, потому что хочу, чтобы ты никогда не сомневался в моей любви.
— Я в ней и не сомневаюсь, — сказал Рэндалл, серьезно глядя на нее.
— Но я очень бедна, и мне сейчас действительно не хватает средств. Что, если через несколько лет ты оглянешься назад и решишь, что я вышла замуж за деньги?
— Ага, — рассмеялся он, — ты, которая всучила мне последние пятьсот песет за ремонт кондиционера. Нет, я знаю тебя, Шэрон. Ты даешь, а не берешь. И именно этим отличаешься от женщин, встречавшихся на моем пути. Не будет никакого дурацкого брачного контракта. Во-первых, я тебе доверяю, а во-вторых, наш брак продлится очень долго — всю жизнь, мою и твою. И все мое пусть станет твоим.
— Хорошо, — прошептала Шэрон. — Но ты понимаешь, что мне нечего дать тебе взамен, кроме любящего и преданного сердца?
— А больше мне ничего и не надо, — нежно улыбнулся Рэндалл. — Разве что ребенка — еще одного. Если ты не против.
Шэрон притянула его к себе и прошептала, почти касаясь губами щеки:
— Непременно, как только смогу. А теперь очень мило с твоей стороны было бы поцеловать меня.
— А как же ужин? — поддразнил ее Рэндалл. — Кто-то, помнится, ел за двоих. Неужели ты не проголодалась?
— Ужин подождет, — ответила его возлюбленная так, что он тут же сдался.
Ужину и в самом деле пришлось ждать долго-долго…
