— Тебе предстоит еще многое узнать о сочетаниях рун. Ибо смерть не конец — это лишь веха на жизненном пути. А Бьорна не зря прозвали последним из викингов.
Скай склонился над котлом, пытаясь рассмотреть драккар во всех деталях и надеясь увидеть Бьорна у руля. Это величественное судно просто обязано принадлежать его прародителю, а значит, в какой-то мере и ему! Вдруг юноша почувствовал, что теряет равновесие, но было поздно. Он летел вверх тормашками в кипящий отвар, к рунам, Кристин и собственному телу. Падая, Скай будто уменьшился в размерах; чугунные стенки раздвинулись, котел превратился в гигантское ущелье, а вместо колдовского зелья далеко внизу показалось море в седых бурунах. Набирая скорость, Скай услышал громкий возглас Сигурда:
— Ты научился убивать, мой мальчик. Теперь узнай, каково умирать.
ГЛАВА 15 ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ВИКИНГОВ
На один краткий миг Скай увидел Кристин, как если бы падал с крыши небоскреба и на лету заглянул в окно. Она тоже видела его — глаза расширены, рот открыт в неслышном крике. Скай оказался в своем теле и тут же покинул его.
И снова он чуть задержался, прежде чем превратиться в Бьорна, а секунду спустя над ним опять склонялась Кристин. Правда, теперь ее звали Ингеборг, и она приходилась ему не кузиной, а дочерью.
Скай успел заметить перемену. В прошлый раз Бьорн был молод и силен, он без труда поднимал дубовое весло и орудовал боевым топором. Теперь же по телу разлилась бесконечная усталость. Его предок ослабел, и вряд ли болезнь тому причиной.
«Бьорн состарился», — подумал Скай и отключился.
— Отец?
Бьорн очнулся: кто-то осторожно тряс его за плечо. Минутой раньше он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на странном чувстве, которое уже пару раз тревожило его в прошлом. Как будто он становился другим человеком, в то же время оставаясь собой. Видимо, он задремал, и младшая дочь, Крис… то есть Ингеборг, рожденная на закате жизни, разбудила его.
— Они здесь? — прошептал Бьорн.
Девушка кивнула и выдавила подобие улыбки — она знала, что отец не терпит слез.
— Тогда пришли ко мне Эдмонда.
Она отвернулась, и Бьорн добавил:
— Приведи его, дитя мое, и останься. Вы оба нужны мне.
Ингеборг отодвинула занавес из воловьей кожи, отделявший покои от комнаты, где ожидали собравшиеся. Снаружи доносились голоса. Девушка жестом пригласила людей войти и подняла шкуру повыше, пропуская посетителей внутрь.
Эдмонд первым подошел к Бьорну, взял его руку и прижал к своему лбу.
— Как здоровье, мой повелитель?
Воин уже давно не смотрелся в зеркало — собственное лицо внушало ему отвращение. Однако время не пощадило и мужчину, что стоял перед ним. Тридцать зим минуло с тех пор, как викинги схватили английского паренька во время одного из набегов; безжалостные годы сморщили румяные щеки и припорошили инеем сильно поредевшую копну светлых волос. Но в глазах Эдмонда по-прежнему плясал огонек, который некогда пленил Бьорна. Он сделал юношу своим домашним рабом и привязался к нему не меньше, чем к любой из трех жен, которых пережил. А может, и больше. Как бы то ни было, раб и младшая дочь — единственные в этой толпе, кто его любит. Впрочем, Бьорну и не нужно расположение остальных. Все, чего он ждет от них, — это покорность.
Воин оперся на руку Эдмонда, сел и медленно опустил ноги на пол.
— Медвежью шкуру и топор.
Дочь укутала отца в накидку, скрепив ее на плече золотой пряжкой в виде дракона, добытой у сицилийских мавров. Эдмонд вручил хозяину Клык Смерти. Бьорн поднял оружие и понял, что приказ выполнен — заточенное лезвие сверкало не хуже, чем в тот день, когда юный Бьорн отправился в Англию под началом Харальда Сурового. Осмотрев новое древко прекрасной работы, викинг остался доволен. За годы набегов и сражений Клык сменил уже пять рукоятей.
Медвежья шкура и топор… Они всем напомнят, в кого Бьорн может превратиться, если перечить его воле.
Выпятив широкую грудь, он выпрямился во весь огромный рост и сделал глубокий вдох. Теперь он готов. Повинуясь его кивку, Эдмонд поспешил к входу и поднял занавес.
Посетители кланялись лорду Харейда на разный манер, в зависимости от того, что ими двигало: жажда власти, страх или преданность. Только один осмелился войти без приветствия, лишь чуть склонив голову. Бьорн удовлетворенно отметил, что угольки глаз под шевелюрой цвета воронова крыла горят откровенной злобой. Ненависть Финбара — вот что ему нужно для осуществления последнего замысла.
Бьорн свирепо глянул в ответ, и черноволосый нехотя потупился. Викинг сломал не одну палку о спину этого раба, и все же злобное пламя в глазах Финбара так и не потухло, разве что наглости с годами поубавилось.
Он посмотрел на остальных. Трое старейшин деревни будут покорны своему повелителю до конца — они слишком его боятся, чтобы прекословить. А вот сын и священник могут доставить хлопот.
Токи, рожденный третьим, но старший из выживших сыновей, прибыл на Харейд всего двое суток назад, после того как весть от Бьорна достигла королевского двора. Он щеголял в пестрых штанах тонкой шерсти и бирюзовой тунике, которую, несомненно, красили лучшие ткачи Кастилии. Лицо Токи украшала аккуратно подстриженная бородка, а почтительная мина не скрывала равнодушия в глазах. Он желал только одного — как можно скорее вернуться ко двору, убраться подальше от варварского севера, который научился презирать. Впрочем, сперва Токи рассчитывал получить титул и земли, что перейдут к нему после долгожданной смерти Бьорна. Отцовского богатства хватит и на наряды, и на придворные интриги.
Взгляд воина на мгновение затуманился, он обратился мыслью к другим сыновьям. Торольф, названный в честь павшего брата, утонул тридцать лет назад, и смерть его свела в могилу Гудрун Прекрасную — жена так и не оправилась от потери. Лейф, во всем похожий на Бьорна, гордость отца и страстный мореход, уплыл на запад и больше не вернулся.
Бьорн отогнал воспоминания. Нельзя забывать о служителе Белого Христа — он тоже пришел, хотя никто не звал его. Ничего не поделаешь, селяне так уважают священника, что тот потерял всякий страх и шатается, где ему вздумается.
Нынче все поклоняются Христу. Все, кроме него и раба, который его ненавидит.
Кто-то кашлянул. Бьорн поднял глаза и взглянул на собравшихся. Должно быть, он забылся, скорбя по умершим сыновьям. Проклятая старость! Стоит задуматься, и уже подступает дремота.
— Я умираю, — наконец произнес он.
Послышался осторожный ропот. Наверное, Ингеборг всхлипнула, а Эдмонд смахнул слезу; может, Финбар затаил усмешку под спутанными волосами. Остальные просто смотрели на Бьорна во все глаза.
— Я умираю, но пока еще жив. Я по-прежнему владыка Харейда и предводитель боевой дружины. — Бьорн потряс топором, надеясь, что никто не заметит предательской дрожи в плече. — А Клык Смерти еще способен рвать людскую плоть.
