Толпа заволновалась. Первым подал голос Токи:
— Так вот почему ты велел приготовить «Насылающего шторм»? Ты опять собрался в поход?
Прежде чем Бьорн успел возразить — корабль понадобится ему, но для другой цели, — сын добавил:
— Так нельзя, отец, мы больше не викинги. Время набегов прошло, король с соседями хочет мира, а не войны. Вассалам запрещено заниматься разбоем!
Раньше Бьорн осадил бы сына и напомнил ему, что никто, даже король, не смеет указывать лордам Харейда, куда им направлять свои драккары. Но это многолетний спор, сейчас не стоит тратить на него время. Надо обсудить дела поважнее. Точнее, отдать приказ, пока силы не покинули его. Ноги Бьорна слабели с каждой минутой, хоть он и опирался на древко топора.
Викинг поднял Клык Смерти и гневно стукнул им об пол. Встревоженный гул тут же стих.
— Довольно! Я скажу вам, что должно свершиться. — Он помолчал и продолжил в мертвой тишине: — Взгляните на эту медвежью шкуру. Она прошла со мной столько битв, что все и не упомнить. В минуту опасности, на краю гибели во мне просыпался медведь. Он рычал и бесновался, он требовал крови. И каждый раз мы побеждали — потому что я берсерк.
Бьорн окинул взглядом слушателей, и все как один отвели глаза.
— Двадцать лет минуло с последнего сражения, двадцать лет медведь беспробудно спал. Но зимняя спячка затянулась! Мой зверь голоден. Пора ему проснуться в последний раз. Ибо берсерку не должно умирать в своей постели. Его удел — гибель в сражении с боевой песнью на устах, чтобы валькирии услышали его и умчали в Валгаллу на вечный пир. А если он не падет на поле боя…
Он смолк на полуслове. Все и так знали про драугов — живых мертвецов, хотя нынче мало кто в них верил. Бьорн заметил презрительную усмешку Токи и торопливый жест священника, осенившего себя крестным знамением, прежде чем заговорить.
— Повелитель, твой сын прав. Ты не можешь больше грабить соседей и проливать невинную кровь, только чтобы накормить своего медведя.
«Не можешь»? Бьорн ощутил прилив ярости, но вовремя вспомнил, что не намерен спорить. Главное, чтобы исполнили его волю.
— Не тревожься, пастырь. Посмотри на этих обленившихся рыбаков и пахарей — какая сила заставит их оторваться от сетей и плугов? Они забыли, как держать оружие; разве что мясницкий нож им по силам. Нет, корабль нужен мне для иного дела.
Все обратились в слух. В далекой юности, еще до похода в Англию, Бьорн подумывал о поприще скальда[4]— зимними вечерами перед костром люди заслушивались его рассказами и нетерпеливо ждали продолжения.
— Завтра перед рассветом «Насылающий шторм» выйдет в море. Вы нагрузите его всем, что понадобится мне в последнем плавании, — медом для моего рога, оружием для охоты и золотом на откуп злым духам. Посреди корабля сложите погребальный костер и зарежете моего охотничьего пса у его подножия. Мужи Харейда отвезут меня на корабль, распевая старинные песни. Потом все, кроме троих, вернутся назад.
— Но кто останется? — в ужасе прошептала Ингеборг.
Бьорн бросил взгляд на сборище, но все старательно прятали глаза — каждый боялся, что выбор падет на него.
— Первый — я, Бьорн Медведь. Со мной будет Эдмонд, мой домашний раб. Он возложит меня на костер, когда пламя охватит корабль: ведь только после очищения огнем может берсерк устремиться в Валгаллу.
Эдмонд перебил его — немыслимая дерзость, которую Бьорн не спустил бы никому, кроме любимого раба. В голосе звучал неприкрытый страх.
— Хозяин, мой добрый повелитель, ты знаешь, что я верую в Христа! Он не возьмет меня на небо, если я умру, выполняя твой обряд!
Священник тоже открыл рот, готовясь протестовать. Бьорн снова грохнул топором об пол, требуя тишины.
— Ты не погибнешь, разве что удача отвернется от тебя. Я просто хочу, чтобы ты оказал мне последнюю услугу. Когда огонь разгорится и начнет пожирать мое тело, прыгай в воду и плыви к берегу. Коснувшись земли, ты станешь свободным человеком. Я распорядился, чтобы тебя одарили золотом и отправили в родную Англию на торговом судне. Такова моя воля.
— А третий? — Голос Токи предательски дрогнул.
Бьорн поднял топор и метнул его через весь зал, заставив собравшихся боязливо моргнуть. Просвистев в воздухе, лезвие воткнулось в пол перед избранником.
— Он.
Тут же все взгляды устремились на мужчину, недоверчиво уставившегося на оружие из-под буйной черной гривы.
— Я? — хрипло спросил Финбар.
За десять лет, проведенных на Харейде, раб так и не избавился от сильного ирландского акцента, но язвить он научился не хуже любого северянина:
— Какую любезность мой добрый хозяин еще не выбил из меня кнутом и дубинкой?
— Ты получишь обратно меч и кольчугу, в которой прятался среди своих коров, и сразишься со мной, — мягко произнес Бьорн. — Даже трусливой шавке вроде тебя под силу убить старика. Только не надейся на легкую победу.
Толпа ахнула, раздались возгласы протеста, но черноволосый в молчании смотрел на Бьорна. Его глаза вновь сверкнули.
— Я приму бой, Торкельсон, и прикончу тебя, а потом вырежу твое сердце и принесу в жертву богам.
— Именно это мне от тебя и нужно, — усмехнулся Бьорн. — В награду ты тоже получишь свободу — убирайся назад, в свое родное болото.
Он обратился к остальным, не обращая внимания на их потрясенные лица:
— Вы слышали мои слова. Это приказ. Клянусь сталью, клянусь зверем в своей груди, я требую повиновения!
В голосе гремел медвежий рык, глаза полыхали неистовым пламенем. Сын, дочь и домашний раб в страхе потупились, но Финбар смотрел на викинга в упор с плотоядной радостью.
Взволнованный священник наконец взял слово:
— Мой повелитель, тебе не пристало участвовать в языческих ритуалах! Твоя жизнь клонится к закату, настало время покаяться, искупить грехи! Прими крещение, отведай плоти и крови Христовой во хлебе и в вине! Твоей Валгаллы не существует, есть только рай. Иисус примет даже тебя. Отрекись же от старых богов!
Губы Бьорна впервые за долгое время растянулись в улыбке.
— Пастырь, — сказал он, — перед смертью не стоит наживать новых врагов.
Когда гребцы с прощальным криком растворились в темноте, Бьорн навалился всем телом на руль. Последние силы ушли на то, чтобы отцепить от шеи рыдающую Ингеборг, в полной броне прошествовать мимо толпы селян и гордо выпрямиться на носу шлюпки, что доставила его с двумя рабами на драккар. «Насылающий бурю» стоял на достаточном расстоянии от берега, чтобы никто из людей Харейда не видел гибели своего повелителя, и в то же время не слишком далеко — исполнив долг, слуги легко доберутся до суши вплавь. Финбар, облаченный в доспехи, был прикован к мачте в ожидании последнего приказа хозяина; Эдмонд суетился у погребального костра. Предрассветная тьма скрывала обоих, да и глаза Бьорна утратили былую зоркость.
