Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Мы не спали всю ночь, периодически тушили загорающиеся от жара стены. Под утро пошел дождь, который превратил пожарища в груды черных дымящихся руин. На нашей улице целыми осталась только церковь и моя усадьба. Толпы потерявших кров людей стояли у ворот. Моя челядь раздавала им, что могла, но этого для сотен вмиг обнищавших людей все равно было мало. По улицам уже двигались отряды стрельцов, наводивших порядок и смотревших, чтобы не было большого воровства. Сегодняшний пожар, как я понял из разговоров, по московским меркам был небольшим. Но на меня, никогда не видевшего такого, этот пожар повлиял сильно. И я пришел к выводу, что хотя, скорее всего, мне придется оставить здесь классы и учить врачеванию в городе, все мои производства необходимо переносить в вотчину и сразу строить помещения так, чтобы возможность возгорания была минимальной.
Утром в уцелевшей церкви провели поминальную службу, все погорельцы не смогли попасть внутрь и стояли снаружи, пытаясь услышать слова отца Евлампия. Когда я шел по улице, с удивлением обнаружил, что большинство домов не были сгоревшими – их разломали и растащили жильцы, чтобы не дать распространиться огню. После пожара, кстати, отношение московского люда ко мне изменилось, если ранее оно было в основном настороженно-любопытным, то теперь, после того как из всей улицы остались стоять только церковь и моя усадьба, происшедшее наводило народ на мысль о промысле Божьем. А уж мои дворовые говорили вполне открыто, что только усердие боярина в вере спасло усадьбу от пожара.
Но пожар пожаром, а дела надо было делать, и я пошел смотреть, как готовится жилье для попа, которого обещал прислать митрополит, где можно будет устроить небольшую домашнюю церковь, чтобы проводить там службы и как можно больше времени уделять учебе.
Во второй половине дня вся рабочая деятельность в усадьбе возобновилась.
Мы открыли медпункт – принимали раненых и обожженных. Пришлось работать до вечера не покладая рук. Но зато мои будущие лекари получили хорошую практику по перевязкам и обработке ран. Мне же досталось больше всех, особенно вначале, когда почти с каждым обратившимся приходилось общаться лично, и только спустя пару часов меня перестали дергать по пустякам.
Даже для Антона нашлась работа, потому что было несколько пациентов с переломанными ногами, и ему пришлось давать наркоз, когда мне нужно было составлять кости. Пришедшие в себя больные с удивлением рассматривали гипсовые повязки и спрашивали, надолго ли их замуровали в камень. Приходилось объяснять, что ходить в повязке придется не меньше двух месяцев. Рентгена в моем распоряжении не было, и поэтому я предпочел называть сроки подлиннее.
Только когда начало смеркаться, толпа страждущих рассосалась, и мы облегченно вздохнули.
По всей округе горели костерки, это погорельцы, не нашедшие пристанища, собирались так ночевать. У более предприимчивых уже стояли какие-то времянки. В общем, было видно, что народ привык к подобным испытаниям. Тем более что всего за три года до этого Москва выгорела почти вся, и, может быть, поэтому народ сделал все, чтобы сегодняшний пожар не набрал такой же силы.
Я пошел к себе, намереваясь еще немного поработать, хотел составить планы занятий для своих учеников. И действительно, сел за стол и достал письменные принадлежности. Но глаза слипались так, что я еле нашел в себе силы добраться до кровати и моментально уснул.
Следующий день принес те же хлопоты. Хотя раненых и обожженных все же значительно поубавилось.
Зато нас посетил Ефимка Лужин. Он по сообщениям гонца уже примерно знал, что я намереваюсь ему предложить, и, еще не став тиуном, вел себя соответственно. Ключник шепнул мне на ухо:
– Я же говорю, этот в огне не сгорит и в воде не утонет.
Мы провели с Лужиным беседу и подписали с ним ряд, он стал тиуном моей вотчины, увеличившейся чуть ли не в два с половиной раза. Так как все села стояли рядом, Лужин знал всех живущих в них наперечет и со знанием дела вводил меня в курс событий. Я смотрел списки, данные мне дьяком из приказа, и только успевал подчеркивать допущенные ошибки. Мной даны были Лужину наказы, чтобы народец берег и лишнего себе не позволял. Кроме того, я сообщил ему, что милостью Иоанна Васильевича я, как только что получивший вотчины, на год освобожден от представления воев, но на следующий год мне надо будет поднять несколько оружных с конями. Сколько, еще уточню, но требовалось, чтобы он начал уже сейчас думать об этом и следующей весной эти люди были готовы.
Лужин привез мой заказ. На телеге лежало несколько снопов мутантного бесхлорофилльного ячменя, набранного деревенскими девчонками по моему приказу. По виду Ефимки было ясно, что его очень интересует, что боярин намерен делать с этим никому не нужным добром. Но вопроса этого я так и не услышал.
Также я приказал Лужину рядом с моей усадьбой в Заречье подыскать место для постройки мастерских и стеклодувной печи. Для того чтобы стало ясно, о чем идет речь, провел его по мастерской и показал здание со стеклодувной печью.
Ефимка крестился, шептал молитвы, но поскреб свою многострадальную лысину и заверил, что все понял. Только вот, если я хочу, чтобы до осени что-то было сделано, надо закупать лес, камень, нанимать артель и начинать стройку.
Услышав это, мой ключник болезненно скривился. Вопрос с деньгами в последнее время вставал достаточно остро. Хотя я и зарабатывал приличные суммы на лечении богатых бояр, но все это утекало как вода – тратилось на мои замыслы. Оставалось лишь надеяться на то, что оброк с двух вотчин исправит положение, тем более что по заявлению Лужина неурожая не ожидалось.
Строительство стеклодувной печи подходило к концу, а вот поиски компонентов для варки стекла продолжались. Гильермо весь приносимый ему материал чуть ли не облизывал, затем качал головой и выкидывал. Так что в ближайшие дни стекло нам не светило.
Лужин, получив инструкции, укатил в деревню. Прошло несколько дней, и у нас появилось пополнение: прибыло несколько человек – будущие живописцы. Все они были почти мальчишками, что меня очень порадовало. Потому что переучивать взрослых, предлагая им другие приемы письма, при моих скромных педагогических талантах было невозможно.
Попав после строгой монастырской жизни в сферу обычного московского быта, ребята оживились. Но весь кайф им поломал прибывший отец Варфоломей, здоровенный поп с мощным голосом. Наш отец Евлампий из Варваринской церкви рядом с ним совсем терялся.
Отец Варфоломей быстро обошел подворье, сунул нос во все щели. Не обнаружив ничего подозрительного, он весь свой пыл направил на бедных учеников, лекарей и живописцев. Батюшка так их замучил, что я в приватной беседе намекнул ему, дескать, царю и митрополиту не понравится, если некоторые из учеников не доживут до конца учебы! После этого отец Варфоломей сбавил напор и обратил все свое внимание на меня. Он чуть не обнюхивал то, что у меня было сделано, и выпытывал, почему я так нарисовал это, а вот это сделал так. Я же, зная, что мне никто не позволит резать трупы и изучать человеческое тело, решил, что все можно нарисовать – все части тела отлить из воска и соответственно раскрасить, тогда никто не скажет, что я занимаюсь кощунством и колдовством. Слава богу, что про зомби и религию Вуду здесь еще никто не знал.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
