Он пытливо смотрел на меня, а я пыталась смотреть на него как можно более нагло и равнодушно.
— Я не жалею. Было очень хорошо, но это не стоит всех нервов и стресса. По крайней мере, я не могу с этим жить.
Я осторожно высвободилась из его рук.
— Клуба гурманов больше нет, дорогая. Он обанкротился, финита, крышка. Мне это очевидно. То есть ради них ты не должна…
Он нежно погладил пальцем мое лицо.
— Я думал о тебе иначе.
Он наклонился ко мне и поцеловал мочку уха. От его горячего дыхания я вмиг покрылась мурашками.
— А как?
— Я думал, ты свободная женщина. Без страхов…
«Так и есть, — подумала я, — я хочу такой быть. Но начинать что-то с тобой — это самоуничтожение. Я хочу вернуть здравый разум, покой в мыслях, я хочу быть довольной собой, отпусти меня, пожалуйста». Но я этого не сказала. Вместо того чтобы оттолкнуть, я поцеловала его и пустила его руки к себе под свитер. Никто еще не целовал меня так потрясающе, как Симон. Еще никогда мои груди не жаждали чужих прикосновений так, как Симона.
— Мы можем еще немного проехать, — сказал он, тяжело дыша, в то время как его мобильный пищал и звенел не переставая, благодаря чему я вовремя пришла в себя.
— Было бы неплохо, — сипло ответила я и оторвалась от него.
Симон отвечал на звонки, я села в машину, мое сердце готово было выскочить. Откуда-то издалека все время раздавался странный звонок. Я проверила свой мобильный, посмотрела под ногами, на заднем сиденье, в бардачке и, наконец, заметила портфель Симона, стоящий за моим сиденьем. Странный звонок доносился именно оттуда. Видимо, у него было два телефона. Я постучала по стеклу, показала на портфель и на телефон, в ответ на это он, продолжая разговаривать, кивнул мне, чтобы я передала ему мобильный. Я вытащила тяжелый кожаный портфель из-за сиденья, расстегнула замок, достала малюсенький, яростно вибрирующий телефон, открыла окно и подала его Симону.
Когда я закрывала портфель, мой взгляд упал на стопку листов, на которых был напечатан адрес электронной почты Ханнеке. Я судорожно просмотрела их, краем глаза поглядывая на Симона. Он стоял, повернувшись ко мне спиной.
В каком-то припадке я вытащила один листок, смяла и сунула в карман. Потом закрыла портфель и аккуратно поставила за сиденье.
— Это Иво, — буркнул Симон, усаживаясь рядом со мной. Он выглядел так, будто за несколько минут постарел на десять лет. Лицо побледнело, морщины у уголков рта словно стали глубже.
— Господи, Карен, что же с нами не так? Может, это наказание? Может, все было слишком хорошо? Иногда я так думаю. Что это цена за успех и за счастье. За это мы получаем такие удары. Мы что-то должны понять. Но что? Что, мать твою!
Он перешел на крик и упал головой на руль. В глазах стояли слезы.
— Я не могу этого выдержать! Что я ничего не могу сделать! Совсем ничего! Он совсем раздавлен… А дети…
Он поднял на меня глаза, полные слез.
— Они должны ее отпустить.
Его подбородок дрожал. Я открыла окно и вдохнула холодный, влажный воздух, чтобы меня не стошнило.
26
Моя милая, милая Хан!
Это так ужасно, видеть, как тебе больно, и знать, что эту боль принес я. Но у меня нет другого выхода, как расстаться с тобой. Так нужно. Как бы благодарен я ни был за твою поддержку, доверие, веру в меня (если бы тебя не было рядом, кто знает, какой глубокой оказалась бы моя пропасть) и за понимание. С этого дня я буду стараться спасти то, что еще можно спасти. Я не хочу потерять Бабс. Я не хочу потерять детей. Поэтому я решил сдаться этой ситуации и больше не сопротивляться, а постараться понять.
Да, я люблю тебя, несмотря ни на что. То, что было у нас с тобой, было прекрасно, волшебно и незабываемо. Возможно, это даже спасло мне жизнь, но за всем этим стоял страх. Мы были одинокими, потерянными и попытались на короткое время спрятаться друг за другом. Так мне кажется. Но ураган затих, снова выглянуло солнце, и надо жить дальше. Я никогда не хотел разрушать свой или твой брак, и насколько я знаю, ты тоже этого не хотела. Так что, пожалуйста, Ханнеке, начни смотреть в будущее и сохрани то, что у нас было как прекрасное прошлое. Ты всегда будешь занимать место в моем сердце, но каким странным тебе это ни покажется, все остальное пространство в нем принадлежит Бабс. Я надеюсь, что и тебе однажды удастся снова впустить в свое сердце Иво.
Что касается Симона, ты права, но я не могу иначе, я связан с ним по рукам и ногам. Кроме того, я не хочу больше злости, она сжирает меня изнутри. Весь следующий год я хочу посвятить восстановлению руин, ведь они возникли по моей вине: как с Симоном, так и с Бабс. Обещаю: я сделаю все, чтобы моя жена снова полюбила меня, а фирма вернулась ко мне. Да, я вижу, что тебе противно это читать, но я должен поставить себе эти цели. И чтобы достичь их, я уже принял решение продать дом. Я хочу уехать из этой проклятой дыры и выйти из клуба гурманов. Выйти из-под сферы влияния Симона. Начать с чистой страницы.
Милая Хан, нам лучше не общаться и не видеться. Это мое последнее письмо тебе. Мы, конечно, будем встречаться на улице, у друзей, на корте, слышать имена друг друга в чьих-то рассказах и это будет причинять боль, но она пройдет, поверь мне. Я надеюсь, что когда-нибудь мы снова станем просто друзьями, и Иво меня простит.
С любовью, Эверт
Это электронное письмо было написано за неделю до пожара. Я все гладила и гладила бумагу, как будто могла утешить этим Ханнеке, а слезы капали из глаз прямо на стол. Я снова и снова перечитывала слова Эверта и снова и снова убеждалась: он не хотел умирать.
Я положила голову на письмо и увидела перед глазами ее. Как ее тело отсоединяют от аппаратов. Ее сильное молодое тело, которое не имело права умирать. Неужели ее печаль по Эверту была так велика, что она прыгнула за ним? Я покачала головой. Как Эверт не выбирал смерть, так и она не хотела ее. Это было совершенно очевидно. Ханнеке знала, что Эверта убили, и она была готова доказать это вот этими письмами. Которые сейчас были в портфеле у Симона.
Я застонала. Я чувствовала себя больной от горя, больной от самой себя и от моих друзей.
По садовой дорожке проехала машина, и я подошла к окну посмотреть, кто приехал. Это был Михел. Я быстро смяла письмо и сунула в карман, вытерла слезы и развернула газету. По официальной версии, я еще не могла знать о смерти Ханнеке.
— Ох, Карен, — пробормотал Михел, увидев меня.
Он неловко склонился надо мной и обнял.
— Что случилось? — спросила я изо всех сил непринужденно. — Хочешь кофе?
— Не вставай. И обними меня. Пожалуйста.
Он зарылся носом мне в волосы и вдохнул воздух.
— Карен. Дело в том… Я хотел сам тебе сказать… Я сразу поехал домой.
