Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
плана приобрело автоматические черты. Гибель гигантского корабля, воспринятая как великая трагедия, как дурное предзнаменование, получила символический смысл. Каждая деталь стала говорящей. Из всех событий новой истории только дело Дрейфуса имеет подобный вес. Участь «Титаника» – кораблекрушение в превосходной степени, а дело Дрейфуса – сфабрикованное дело в превосходной степени. Они были и навсегда останутся моделями нашей техники и нашей политики, хотя с тех пор затонуло немало более крупных кораблей, а несправедливостей свершилось столько, что легче пересчитать песчинки на берегу моря.
Наверное, уже в те годы Шпенглер сформулировал свой тезис: «Падение Западного мира представляет собой ни более ни менее как проблему цивилизации»[70]. С тех пор представление об угрозе технической катастрофы еще прочнее закрепилось в сознании народов и отдельных людей. Число жизней, принесенных в жертву подобным образом, неуклонно росло. Даже коллективные события, такие как войны, гражданские войны и масштабные эксперименты, приобретали форму технических катастроф. Резонно предположить, что эту же форму примет и конец света.
Своеобразие подобных прогнозов заключается в отсутствии противовеса. Точкам зрения, основанным на атеизме или вовсе не имеющим прочной основы, свойственно отсутствие знания, хотя бы предположительного, о другой стороне прогнозируемого события. Разумеется, очень сильно дуновение страха, который высвободился через образ рабочего. Для того чтобы победить такую глубокоукорененную силу, как философия синтоизма, хватило одной диверсии. А фигура рабочего поднимается из каждого пламени, становясь все мощнее. Можно предположить, что в ней скрыты огнеупорные элементы и что в результате отливки она еще не нашла собственных чистых очертаний. На данном этапе она по-прежнему в значительной степени определяется полостью литейной формы.
88
Предчувствие заката впервые оказалось связанным с материальным аспектом человеческого труда. Возможный конец света рассматривается как непосредственное следствие нашей работы, нашего поведения. Это не то же самое, что катастрофы, о которых повествует Книга Бытия: всемирный потоп, уничтожение Содома или вавилонское рассеяние народов. То были акты правосудия.
Башня не упала, хотя строительство Вавилона остановилось: «И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город»[71]. Человеческая заносчивость получила отпор на потенциальном, перспективном уровне, и разрушение ее материальных проявлений (вследствие ошибки архитекторов или строителей) оказалось ненужным. Она обнаружила себя уже в том, что народы объединились и говорили на мировом языке, а это противоречило плану творения (см. Сирах. 33:16).
В отличие от библейских бедствий, современным апокалиптическим предчувствиям свойственна одномерность. Они связаны с человеческими делами, которые не встречают ни поддержки, ни противодействия. Поэтому даже там, где принимаются во внимание моральные аспекты, терапия не эффективна. Без архимедовой точки опоры, то есть без трансцендентального компонента, морализм способен лишь вертеться вокруг самого себя: в человеческом и «слишком человеческом». Поэтому сегодня даже мыслитель может сказать: «Если бы не то-то и не то-то, все было бы в порядке». Хотя на самом деле, если бы не то-то и не то-то, все, вероятно, было бы еще ужасней. Не говоря о том, что стоит одной ужасной картине рассеяться, ее место тут же занимает другая.
Такие и подобные тезисы питаются за счет отождествления морали со здравым смыслом. Мир полон разумных людей, упрекающих друг друга в неразумии. А вещи тем временем идут своим чередом – совсем не так, как все предполагали. Тот, кто наблюдает за этим ходом, стоит ближе к истокам, чем тот, кто прислушивается к спорящим партиям, вне зависимости от того, обсуждают ли они создавшееся положение фракциями или же в полном составе.
То, что события не следуют плану, а в лучшем случае могут быть оттушеваны в соответствии с ним, не так печально, как принято считать. Самая удручающая картина – это технократия, контролируемое господство, осуществляемое калечащими и искалеченными умами.
89
Гибель мира без трансцендентальных, метафизических аспектов и того мощного света, который исходит от них, уничтожая страх, – печальная картина, порожденная угасающей фантазией времени упадка.
Чтобы двинуться дальше, мы должны не живописать ужасы, а воспринимать противостояние им как необходимый этап пути. В таком случае отдельный человек перестанет быть беспомощным существом, чей слабый голос тонет в море других голосов. Он будет хозяином великих решений, если осознает свою свободу, которая делает его независимым от истории и текущих событий. Он возьмет мир в свои руки.
В этом отношении Гердер ведет нас дальше Гегеля. У него мировая история служит воспитанию человека, то есть представляет собой своего рода педагогический курс. Возникающие апокалиптические видения не только предупреждают об опасности, но и предвещают великие перемены, требующие подготовки, а также очищения. Если этот уровень будет достигнут, мир уже не сможет «закатиться».
Много говорят о том, что человек разумнее как отдельная единица, чем как частичка огромного механизма. Поэтому индивид должен уйти в себя, сосредоточиться на себе. Существуют проблемы, которые не решаются экстенсивно, зато могут быть решены интенсивно. Только отдельный человек способен с ними «покончить». В первую очередь это касается тех случаев, когда катастрофа неизбежна. Индивид не может оградить себя от нее, но может выйти из сферы безликих чисел и статистики в сферу, где царит другой закон.
Эта задача стояла перед человеком всегда. С уходом каждого из нас мир как его представление гаснет, оставаясь собственностью ушедшего. Наступает конец света. Как человек мирится с перспективой своего светопреставления, например, во время смертельной болезни или в ночь перед казнью? Пребывание наедине с конечностью своего бытия – одна из важнейших встреч на человеческом пути. Ни боги, ни животные в этом событии не участвуют.
90
Многие возразят, что при таком взгляде переживание апокалипсиса оказывается сугубо личным делом. Так и есть. Триумф индивида – источник неизмеримой силы, свободы в самом глубоком смысле слова, неподвластной цифрам. Здесь и Елеонская гора, и камера Сократа. Они всегда рядом.
По тому, как и в какой степени человеческий дух предается панике, определяется его ранг. Это замечание имеет не только этическое и метафизическое, но и практическое, временное значение. Во время любой катастрофы, будь то пожар в театре или кораблекрушение, человек, не потерявший голову, может спасти жизнь не только себе, но и другим. Хорошо, если он директор театра или капитан корабля, хотя это не обязательное условие. В подобной ситуации должно проявиться не столько знание технических нюансов, сколько нечто неуязвимое внутри человека. Даже когда счастливый исход невозможен (например, одинокое судно терпит бедствие в Арктике), такой капитан позаботится о том, чтобы команда вела себя по-человечески, а не превратилась в стаю обезумевших зверей или племя каннибалов.
Хотя практически мы, конечно же, стараемся исключить катастрофу, на теоретическом уровне мы тем не менее
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
