мальчишка и старик молчали.
Гоблиненку едва сдерживался глядя на Ташку и других зур. Он вроде бы просто стояли возле своих шалашей и ничего не говорили, но он знал… Они ждут. Мстительно ждут, когда придут за ним и заберут.
У них-то своих детей не было. Им необязательно ни смотреть, ни выходить и наблюдать за процессией, — но они вышли. Как будто им мало того, что случилось с его мамой.
С левой стороны показалась цепочка гоблинов, во главе которой шли две старухи, в руках которых было по небольшому деревянному кругу. А позади — пяток стражей. Так, на всякий случай. Если вдруг кто вздумает сопротивляться.
Они, — стражи, — заходили в каждую полупещерку, шалаш, нору, и уводили за собой одного ребенка подходящего возраста. А дальше уже старухи проверяли дитя на круг, если пролазил свободно, подходил, если был слишком велик, — высок, толст, отпускали.
Так, к моменту когда старухи дошли к жилищам зур, за стражами уже семенил десяток отобранных детей.
Обойдя последовательно жилища предшествовавшие дому Зур’даха, они остановились перед ним. Ожидаемо из жилищ зур ни одного ребенка не вывели, — детей там просто не было.
— Пора. — проговорил Драмар, глядя на эту процессию.
Зур’дах на несколько секунд застыл. Нерешительный шаг, и легкий толчок сзади подтолкнул его вперед, и развеял всю робость.
Резко захотелось увидеть маму еще раз, пусть даже с покрытым порошками и мазями лицом. Это было неважно.
— Сюда. — старуха лохматыми космами до пояса в мешковатом одеянии уже протягивала деревянный круг.
Взгляды всех зур были обращены на Зур’дах. Что и неудивительно.
Ташка не сдерживая улыбки смотрела на мальца, и в глазах ее плескалось торжество. Как мало выживших после Испытания, знали все.
Гоблиненок вписался идеально, и ему указали на место в цепочке детей, позади остальных.
Он стал. Взглянул на Драмара но они двинулись дальше.
Миновали одно жилище за другим, — но поскольку это была часть круга зур, — детей нашлось немного, всего двое, и это на двадцать-то шалашей.
Они не спешили.
* * *
Обход крайних кругов занял больше нескольких часов. Все потому, что они двигались со скоростью ведущей их старухи.
Количество детей медленно, но неуклонно росло, пока наконец не достигло полусотни. Это был почти конец отбора.
Пять-шесть детей забраковали, из-за того, что они не пролазили в кольцо, которое держала в руках ведущая церемонию старуха.
Только когда последние круги жилищ в их части пещеры были обойдены, — они направились на центральную площадь.
Это был довольно короткий путь, — полчаса, — не более.
На площади, их уже дожидались две таких же процессии почти таких же размеров. Почти полторы сотни детей. Их всех вытолкали вперед, на выделенные бороздками каменные плиты площади детишки столпились ожидая своей участи. Зур’даха с его группой тоже втолкнули внутрь, и он оказался в толпе таких же по возрасту как и он мальчишек, некоторые были выше, некоторые ниже. Пока все делали вид будто им совсем не страшно, будто в них нет ни капельки страха. Дети толкали друг друга, обзывались, перешептывались, просто разговаривали.
Некоторые разбились на небольшие групки. Зур’дах вздохнул. Он уже это проходил, год назад, и каким-то чудом жребий его миновал. Но сейчас…
Второй раз такого чуда не произойдет. Он это знал. Мама ему все объяснила давно, о том, что удача никогда не приходит к тебе дважды.
Глава 14
Толпа, взрослые дети, матери, отцы, все они собирались вокруг площади, теснясь, попеременно наваливаясь друг на друга.
Каждый кто мог и хотел, пришел посмотреть,кого же из детей выберут, кто вероятнее всего умрет, а кто останется в живых.
В центре площади, вместе с двумя Охотниками, гоблиненок увидел Ксорха.
А он еще не знает…Что с мамой…
Как бы не любил мальчик Ксорха, он почему-то был уверен, что маму тот защитит. Но в эти три дня, — как раз когда все случилось, — Охотник ни разу не показывался у матери.
Немного потолкавшись об других детей, Зур’дах выбился так, чтобы видеть и площадь, и происходящее на ней.
Стража стояла по краям площади, не давая пришедшим матерям и другим детям случайно ввалиться внутрь.
Рядом с Ксорхом стояло два шамана, старик — главный, и его более молодой помощник. Они отвечали за церемонию жеребьевки.
В центре, возле них, стоял гонг, — большая отполированная до блеска медная тарелка в рост взрослого гоблина, подвешенная между каменными столбами. Возле, стоял прислоненный к столбам и обитый тканью молот, — чтобы получался не такой жесткий звук.
Несколько минут все стихало, пока, наконец, гоблины не стали как кому удобно.
После этого наступила тишина и старый шаман заговорил:
— Пришло время, — он поднял руку в приветствии, — Провести ритуал Жребия.
Сначала взрослые, а после и дети повторили этот жест.
— Наш предок спит, — шаман опустил руку указывая на место в полу под собой, — Под нами все еще бьется его сердце. Мы можем только поддерживать его сон, не допускать его окончательной смерти. В этот раз, увы, цветы забвения увяли прежде времени.
Дружный вздох-стон пронесся по толпе. Скорее просто дань словам старика, — все и так привыкли, что цветы увядают то раньше, то позже, и соответственно этому и проходит Испытание.
— Так к сожалению иногда случается, и вы это прекрасно знаете. Поэтому и придется провести Испытание раньше, о чем вы и так уже поняли.
Зур’дах тем временем перетаптывался с ноги на ногу. Стоять на площади, хоть и в толпе других детей, под кучей перекрестных взглядов было тяжело.
Шаман продолжал что-то говорить, но Зур’дах даже не слушал. Нечто подобное он слышал и в прошлый раз, только с небольшими отличиями, поэтому сейчас стало не интересно.
Дышать становилось тяжелее, кучность тел создавала давящую духоту, от которой начинала немного
