Я их проглатываю. Мы оба выпили. И уже поздно.
– Нужно наклеить пластырь, – говорю я, зная, что это звучит как отговорка.
Яспер берет пластырь из моей руки. Зубами разрывает упаковку, отрывает клейкую ленту и небрежно прикладывает пластырь к ране.
– Вот и все. Так нормально? – Он вызывающе вскидывает бровь, встает и смотрит на меня сверху вниз.
Ладно, какая разница. Поговорим здесь. Вероятно, его все равно не существует. Подходящего момента для откровений – или чего бы то ни было.
– Спасибо, Яспер! Ты спас меня от этого придурка. Ты не позволил ему меня… – Я трясу головой и оставляю фразу без продолжения. Мои губы отказываются произнести это слово. – Мне жутко от одной мысли. И на то есть причины. Так что да, я хотела бы это обсудить. Мне даже необходимо это сделать. Но не сейчас. Не сегодня. Чтобы ты не оказался настолько милостив и не сделал исключение, которое завтра уже окажется недействительным. – Яспер сглатывает. Так громко, что я слышу. Его взгляд изменился. Шторм утих, словно мои слова его укротили. Я продолжаю, пока не потеряла нить. Или смелость. – Когда ты потребовал, чтобы я вернулась, ты как будто приставил к моей груди пистолет… Когда ты угрожал со мной расстаться, а потом действительно так поступил, было ощущение, будто ты в меня выстрелил. Ты разорвал мое сердце на части, Яспер. Мне нужно было время. Чтобы встретиться с моей биологической мамой. Настала пора с ней познакомиться. Настала пора узнать себя. Я хотела понять, почему она после родов оставила меня с папой. Который, кстати, даже не мой родной отец, – выпаливаю я и внутренне сжимаюсь.
Перепуганная этим эмоциональным порывом, я сжимаю губы и лишь тогда замечаю, как они дрожат. Все тело дрожит. Яспер в шоке таращит глаза. На его лице беспокойство; он открывает и закрывает рот. Он словно утратил дар речи. Теперь он кое-что знает, но это лишь верхушка айсберга. Об остальных девяноста процентах под поверхностью воды, о которые разбилась моя душа, он даже не догадывается.
– Помнишь, что ты сказал мне в аэропорту? Когда я была в шаге от того, чтобы все-таки не сесть в самолет из страха так надолго оказаться вдали от дома и от тебя. – Мой голос дрожит, грозя в любой момент сорваться. – Ты сказал, что мне пора. Сказал, что будешь ждать. Что мне не о чем волноваться. «Мое сердце – твой дом». Это то, что ты мне сказал, Яспер. Ты выгравировал эти слова на кулоне и подарил его мне. А потом… ты захлопнул дверь и больше меня не впустил.
– Калла, я… я… не знаю, что… черт, – заикается он и поднимает руку. Я хочу отступить, но за спиной раковина. Если он продолжит так на меня смотреть, обнимет меня или даже просто погладит, я не смогу сдержать слезы. Хотя я и ждала его прикосновений, я вздрагиваю, когда чувствую на руке успокаивающее тепло его пальцев.
– Пожалуйста, не надо, Яспер.
Яспер отдергивает руку и подносит ее к своему затылку. Трет его, приглаживает пальцами волосы. Он морщит лоб и смотрит на меня так, как будто ему больно.
– Почему… почему ты не рассказала мне о твоем отце? Я бы…
– Ты бы что? Не расстался со мной? На шантажировал меня? – Тот факт, что тогда я понятия не имела, что папа мне не родной, я оставляю при себе. Это все равно не имеет значения. – Ты бы не разорвал наши отношения по телефону? Из жалости? Из чувства долга? Ну?
Его грудь вздымается от глубокого вздоха.
– Калла, я… я не хочу говорить о том, что происходило во мне тогда. Сейчас это неважно. Тебе плохо, и я хочу быть рядом. Сегодня. Завтра. Послезавтра. Через две недели. Через пару месяцев. – Его взгляд становится тверже, настойчивее и глубже проникает мне под кожу. Он протягивает мне руку, но я ее вижу как сквозь туман.
Я смотрю на нее, застыв на месте. Сердце колотится в груди. Можно ли ему доверять? Спасут ли меня его объятия, если я начну рассыпаться на части? Со мной это точно произойдет. Я и сейчас с большим трудом сдерживаю слезы. Я точно упаду. Вопрос лишь в том, поймает ли он меня.
23
Яспер
Настоящее
В глазах Каллы бесконечная печаль, и нет необходимости оправдываться и объяснять, почему я тогда решил с ней расстаться. То, что я чувствовал себя брошенным, забытым и нелюбимым ею, сейчас не важно. Важна только она. Полагаю, для нее было шоком узнать, что Маттиас не ее родной отец. И мне больно оттого, что меня тогда не было рядом. Будь то в качестве друга или просто приятеля.
Не убирая протянутой руки, я шепчу ее имя. Буквально чуть не прикусываю язык, чтобы не назвать ее Оби.
– Калла…
Она смотрит на мои пальцы. Нерешительно. Растерянно. Наконец, вкладывает свою ладонь в мою. Я медленно притягиваю ее к себе. Бесконечно медленно. На случай, если она захочет отступить, но она этого не делает. С ее губ срывается резкий всхлип, но он тут же затихает, она утыкается лицом в мою шею и жмется ко мне. Я обхватываю руками ее тело и прижимаю к своей груди, в которой теперь до ужаса тесно.
– Мне так жаль, – шепчу я. – Мне так жаль, что с тобой произошло такое… в «Зените» и… с твоим отцом и что я причинил тебе боль. Я этого не хотел. – Я лишь хотел, чтобы ты вернулась. Мне требовалось доказательство того, что ты по-прежнему любишь меня так же, как я тебя. Не получив его, я сдался.
Эти мысли я держу при себе. Сохраняю их для другого момента. Сейчас не время оправдываться или упрекать. Но она права. Нам нужно выговориться и…
Калла дрожит, и я перестаю соображать. Я чувствую, как сквозь футболку просачивается теплая влага, и еще сильнее прижимаю ее к себе. Так плотно, что на краткий миг даже боюсь причинить ей вред. Но когда ослабляю хватку, она обнимает меня крепче.
– Не отпускай… – Ее голос полон слез.
– Хорошо, – хриплю я.
Я обнимаю ее, целую ее волосы. Неосознанно, ведь это кажется таким естественным. Будто это самая обыкновенная вещь на свете. Потому что она – мой мир. По-прежнему. Проклятье. Я больше не могу себе лгать. Я ее не забыл. Все эти вечеринки, бесконечные смены в «Травемюнде», Фиона… Ничто из этого даже наполовину не заполнило брешь, которую оставила в моей жизни Калла. Ни даже на четверть.
– Хочу… ссать…
Калла вырывается из моих объятий прежде, чем я успеваю осознать, что в дверях стоит Джоэль. Откуда он так внезапно возник?
Я опускаю руки, и они вдруг кажутся бесполезными и пустыми.
– Конечно, э-э-э… – Калла поспешно вытирает слезы. Торопливо и
