взглянул на Елену, и она, невольно съежившись под этим взглядом, тихо сказала:
— Здрасте…
Усатый, однако, не ответил, и Елена решила, что им не положено разговаривать с посторонними. Он лишь кивком головы велел следовать за ним.
— Наш телефон вы знаете, — сказал Эдуард, — если что, звоните. Даже если придется ночью, поняли?
— Ага… — машинально отозвалась Елена. Забрав у него чемодан и кошелку, шагнула во двор, услышав, как за спиной с железным скрежетом закрылась дверь.
Она шла по двору рядом с этим усатым автоматчиком, и все в ней замирало. Не смея поднять головы, видела только пыльные сапоги, они четко и мерно сменяли друг друга — сперва левый, потом правый, левый… правый… Один только раз она услышала голоса и, подняв голову, увидела, как навстречу им два конвоира ведут какого-то заключенного, который держал руки за спиной. Когда они поравнялись, заключенный, вдруг оскалившись так, что на давно небритом лице сверкнули белые, вперемешку с золотыми зубы, сказал на весь двор:
— Эх, жизня! Сто лет не доводилось красотку такую… — и добавил такую похабщину, что Елену шатнуло в сторону, как от толчка.
Один из конвоиров равнодушно, для порядка прикрикнул на него:
— А ну поговори, поговори у меня!
Елене казалось, что этому пути не будет конца — так долго пришлось идти… Но когда они остановились у какого-то каменного дома и усатый сопровождающий загремел связкой ключей, выбирая нужный, Елена оглянулась назад и увидела, что они всего-то пересекли двор (или, как потом назвал его солдат, «зону»), то есть прошли не больше сотни шагов. Пожилой усач наконец нашел нужный ключ, отпер дверь.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Комната, в которой они оказались, была средних размеров, метров двадцать, но выглядела намного просторнее из-за скудности обстановки: две железные кровати, стол и две табуретки. Единственное окно было забрано железной решеткой, стены побелены известкой, ни платяного шкафа, ни даже вешалки для пальто.
— Там кухня, — сказал солдат, показав на другую дверь в соседнее помещение.
— Ага, спасибо…
Сопровождающий показал на корзину с продуктами.
— Откройте.
— Что открыть? — не поняла Елена.
— Что внутри?
Елена поспешно поставила корзину на стол и принялась вытаскивать содержимое.
Солдат внимательно следил за ее движениями.
— Спиртного нет? Водки, вина…
— Водки? Нет, что вы! И вина нет.
— Лекарства, наркотики?
— Нет, нет! Вот здесь все, что я принесла.
— Ладно, — удовлетворенно кивнул он. — Вы тут устраивайтесь, его сейчас приведут. — Затем, немного помешкав, добавил мягче: — Не положено, знаете… Насчет наркотиков…
— Да, конечно, я понимаю, — закивала Елена.
Солдат вышел, заперев снаружи дверь. Оставшись одна, Елена вдруг почувствовала страшную усталость. Она села на табуретку и отрешенными, невидящими глазами уставилась на закрывшуюся дверь. Каменное оцепенение сковало ее руки, ноги, тело. Все, о чем она думала (если в ней еще сохранилась способность думать о чем-либо), не имело никакого отношения к действительности. Все казалось обыкновенным сном, и, вероятно, Елена не удивилась бы, если бы вдруг стала летать по этой комнате или отворилась бы дверь и сюда вошли мама с папой — то ли еще бывает во сне… Она знала, что сейчас приведут Арсена, одетого во все полосатое, он остановится в дверях и удивится, потом бросится обнимать ее, может быть, даже заплачет, да, определенно, заплачет… и ее это ничуть не волновало, не пугало и не радовало, потому что мало ли, что случается во сне!..
Вдруг Елена поняла, что так нельзя, что должна что-то делать, чем-то заняться, чтобы сбросить с себя это каменное оцепенение, обрести ощущение реальности. Но что же делать?! «Ага, да, убрать все это со стола — кур, апельсины, яблоки… И отнести на кухню. Да, да, это надо сделать непременно…» Обеими руками, по-старушечьи, она уперлась в колени, чтобы помочь себе подняться с табуретки, но руки скользнули по черной шерстяной юбке и она оставила попытку встать. Убрать можно и потом, когда придет Арсен. А сейчас ей страшно хочется спать, просто безумно хочется спать, словно неделю не спала. Только две минуты, всего две минуты подремать — и все, она придет в норму. Елена взглянула на кровать, не с вожделением, как смотрел бы человек, которому до смерти хочется спать, а равнодушно, почти автоматически, зная, что не ляжет туда, потому что еще несколько минут назад, когда она вошла в эту комнату и увидела эти кровати, застеленные, вероятно, чистыми, но пожелтевшими от частой стирки простынями и серыми одеялами, ее передернуло от смутного чувства омерзения, которое не прошло и сейчас. Она не смогла бы, наверное, объяснить, откуда это чувство.
Елена оттолкнула от себя подальше, на середину стола, привезенные продукты и на высвободившемся уголке, сложив руки крендельками, прижавшись к ним лицом, мгновенно заснула тяжелым, тревожным сном. Но это длилось всего несколько минут. Или просто так ей показалось. В этой гнетущей тишине она невольно вспомнила тот день, когда поехала к нему, к Арсену, в Ленинград. Этот день сейчас ей казался очень далеким, будто из другой жизни. Он тогда закончил свой институт, и они долго гуляли под могучими лиственницами на Елагином острове. Елена живет тем прекрасным летним днем, сама не понимая, почему именно этот день так ее радует и что в этом дне было особенного, что запомнилось навсегда. Этот день она может воссоздать почти по минутам: проснулась, когда часы показывали только пять утра, нужно было успеть на ранний автобус. А там еще три с половиной часа в дороге. Ее огромным желанием было быстрее встретиться с Арсеном и как можно дольше побыть вместе, потому что вечером ей нужно было возвращаться обратно домой, а он через несколько дней навсегда уезжал к себе домой. Им обоим не было известно, когда они встретятся вновь и встретятся ли вообще?
У нее с Арсеном никогда не было встреч так далеко от ее родного дома. Это было впервые, когда он позвал к себе. Она была в растерянности оттого, что не успеет ему сказать многого. Она всегда писала ему и говорила по телефону, что ей не хватает того времени, которое нужно, чтобы все сказать: время летит безудержно. Ей постоянно хотелось чувствовать его рядом с собой, хотелось держать его за руку… Но в жизни не всегда может быть все так, как хочется, и она это понимала.
Накануне вечером Елена долго думала, что одеть, чтобы быть еще привлекательнее для него. Она хотела быть как никогда красивой и остановилась на необыкновенном серо-голубом летнем платье. Оно было длинное в пол, а ткань приятно облегала фигуру и, обнажая плечи, придавала ей
