150. Скоромладого Фёдора Ивановича:
Увели ёго во полё Куликово
Да ко той ли ко плашеньки ко липовой,
Да ко той ли ко ляги кровавыи,
Да ко той ли ко сабельки вострые
155. А да сказнить у ёго да буйну голову,
Положить главу да на золото́ блюдо,
Принести перед очи, очи царскии!»
Микитушка дела не росцюхивал,
Да садит он гостюшку да чостуёт:
160. «Да садись-ко, ты госья небывалая,
Небывалая госья, долгожданная;
Да как ждать тебе, госью, — не дождатисе,
Да как звать тебе, госью, — не дозватисе;
Да топеречу, госьюшка, сама пришла!» —
165. Да в оцью́ ли ты, Микита, насмехаиссе?
Да не знашь нашой незгодушки, не ведаёш:
Да веть не стало в небе солнышка красного,
Да потухла зоря, зоря раноутроння,
Да погасла свеща да воску ярого, —
170. Да не стало у нас младого цяревиця
Да скоромладого Фёдора Ивановиця:
Увели ёго во полё во Куликово
Да ко той ли ко плашки ко липовой,
Да ко той ли ко ляги кровавыи,
175. Да ко той ли ко сабельки ко вострыи
Да казнить у ёго да буйну го́лову. —
Да Микитушка да дело приросчухивал;
Да сапог-от надевал на босу ногу,
Ку́ню шу́бу надевал он на одно плечо,
180. Цорну шляпу надевал да на одно́ ухо;
Уж он [брал] холопушка верного
Да как верного холопа безизменного;
Да выходил он Микита на коню́шон двор,
Уж он брал веть коня да самолу́чшого,
185. Садилса Микита на добра коня:
Да как видели Микитушку седуцись,
Да не видели Романовиця поедуцись, —
Во цистом-то поли да курёва стоит
(Курёвы-то есь народы-люди добрые).[105]
190. Он скрыцал тут Микита зыцным голосом:
«Уж вы ой еси, народ — а люди добрыи!
Да вы роздайтесь на вси на цетыре на сторо́нушки
Да проехать веть мне Микиты во цисто полё
Да достать мне-ка Фёдора во живо́ти!»
195. Да как скрыцал тут Микита зыцным голосом:
«Сын ты собака, похвалиссе,
Да не похвалиссе, Скурлатов-пёс, пода́виссе».
198. Да проехалши Микита во цисто полё,
всунул холопа, а племянника взял. Голову казненного холопа принесли на царские очи. Царь сначала кручинился, а потом отправился в церковь. Туда явился и Микита с племянником, которого и показал царю. Тогда царь сказал ему: «бери, Микита, много злата-серебра». Но тот ответил: «мне не нать много злата-серебра» и просил только, чтобы тот, кто убежит в его село, был неприкосновенен. Царь позволил.
Коппалина Авдотья Лупентьевна
Авдотья Лупе́нтьевна[106] Ко́ппалина — колежемская крестьянка старуха около 70 лет. Нигде, кроме Колежмы, она не бывала. Она имеет двух дочерей, которые обе служат в козачихах. От нее мне удалось записать больше, чем от других. Это зависело с одной стороны от того, что она, будучи бедной, хотела заработать, а с другой от того, что она знала больше и лучше других. Тому, что она знает больше других, способствовала необходимость в одиночестве заниматься работой. Иногда она, по словам П. В. Посниковой, пела старины и стихи вместе с ней. А. Коппалина пропела мне двенадцать старин: 1) «Дунай и Настасья королевична» (Молодец и королевична), 2) «Дунай», 3) «Купанье Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», 4) «Мать князя Михайлы губит его жену», 5) «Две поездки Ильи Муромца», 6) «Иван Грозный и его сын», 7) «Князь Дмитрий и его невеста Домна», 8) «Мать продает Ивана Гостиного сына», 9) «Козарин» (Казарянин), 10) «Бой Ильи Муромца с сыном», 11) «Князь, княгиня и старицы» и 12) «Нашествие французов в 1812 г.» (историческая песня), а также духовные стихи об Егории Храбром (1. о спасении девицы от змея и 2. мучение и поездка по Руси) и Алексее-человеке Божием и песню «Разбойники и атаманова любовница». Кроме того, она мне еще пропела стих о Вознесении Господнем, но согласно с другими вариантами (я его не записал). Она знает еще песню о Петре Великом, которую, по ее словам, привезли с моря, и духовные стихи о Лазаре и Онике-воине. Раньше она знала 1) старину о Хотене и 2) старину, где рассказывалось, что три татарина увезли девицу. Вероятно, это не Казарянин, которого она мне пропела; из этой старины она помнить только стихи:
«Русская земля потаиласе,
Тотарская земля показаласе» <...>
Старинам она научилась в молодости от старухи-матери и старших сестер. По словам ее, как и других сказительниц, старины раньше пели во время поста, особенно Великого, когда петь обычные песни неудобно. Сама она поет их, когда ей при работе станет скучно. Песню о разбойниках и атамановой любовнице ей пел колежемец Иван Кочин, живший тогда в Колежме. Все пропетое ею она называла без различия стихами. Поет она хорошо. По ее словам, калики-каргополы более всего поют стихи о 12 пятницах, Лазаре и Михаиле архангеле.
17. Дунай и Настасья королевична (Молодец и королевична)
Ходил Дунаюшко да из Орды в Орду,
Из Орды в Орду да из Земли́ в Землю;
Пришёл Дунай к королю в Орду.
Уж он три годы служил да во конюшниках,
5. Уж он друго три служил да он во ключниках,
Уж он третьё три служил да на новых сенях.
Уж уж [он] день стоит да на новых сенях;
Ночку спит да в новой спалёнки
Он на той кроваточки тесовыи,
10. Он на той периноцки пуховыи;
Спит со душенькой с Настасьёй-королевицной.
У того-ли короля да шаховинского
Заводилось пированьицо, почестён пир.
Не зовут Дуная на почестён пир, —
15. Он походит Дунай да на почестён пир;
Унимат ёго Настасья-королевишна:
«Не ходи, Дунай, да на почестён пир;
Не ровно́, Дунаюшко, похвастаёшь,
Не ровно словечико вымолвишь!»
20. Не слуша́л Дунай Настасьи-королевишной,
Он похо́дит да Дунай на почестён пир,
Он садился Дунай да за средни столы.
Ище вси на пиру да напивалисе,
Ище вси-ты на цосном да пьяныи-веселы,
25. Ище вси на пиру да приросх[в]астались:
Иной-тот веть
