Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

Инстинкт ее не обманул.

«Обычно администрация назначала смотрящего, который обязан был следить за заключенными и сообщать охранникам, если они нарушали какие-нибудь правила, например дрались с сокамерниками или недостаточно усердно штудировали пропаганду. Я еще не понимала, как все устроено в камере, поэтому держалась в стороне», – вспоминает Майсем.

В ту ночь она не могла уснуть. Рядом с ее двухъярусной кроватью стояло ведро, в которое женщины-заключенные всю ночь мочились и испражнялись. Стояло ужасное зловоние.

«Очень надеюсь, что я здесь ненадолго, – думала она. – Я очень надеюсь, что мама сможет что-нибудь предпринять».

[ ]

Майсем так и не уснула, когда в 6 утра прозвенел звонок, будящий заключенных. В камере зажглись яркие флуоресцентные лампы. Женщины вскочили с постелей.

Согласно распорядку дня, первое, что должны были сделать женщины после того, как быстро примут душ, – выстроиться в шеренгу во дворе. Там они занялись гимнастикой и растяжкой, пока женский голос из громкоговорителей декламировал сумбурный текст, состоящий из инструкций и пропагандистских лозунгов.

«Сейчас тянемся вправо! Тянемся влево! Смирно!»

«Повторяйте за мной! Любим нашего председателя Си Цзиньпина! Любим коммунистическую партию! Избавимся от вирусов в наших умах!»

Заключенные повторяли, а диктор продолжала: «Очистим разум, очистим себя от идеологических вирусов! Мы должны быть достойными патриотами, которые любят свою страну!»

Затем началась другая утренняя рутинная процедура. Заключенным приказали выстроиться за линией и согнуть колени, приготовившись к спринтерскому рывку. К ним подошла женщина-охранник.

«Вперед!» – скомандовала она.

В течение минуты заключенные бежали по двору, пока не добрались до своего приза: кусков заплесневелого хлеба, разложенных на тарелках на земле. Майсем не отличалась атлетическим телосложением, но подгоняла себя, опасаясь, что ее могут наказать за недостаточно быстрый бег.

«Стоять!»

Женщины остановились и перевели дух.

«А теперь объявим победителей!» Охранники выбрали около дюжины женщин, которые, по их мнению, бежали быстрее других и проявили наибольшую активность. Майсем вошла в число победительниц.

«А теперь ваша награда».

Охранники отвели всех женщин в столовую и выдали им завтрак: куски заплесневелого хлеба, за которым они бегали по двору, и кипяток. Тех, кто бежал слишком медленно, в наказание лишили завтрака.

«Я отказалась есть хлеб, – говорила мне Майсем. – Боялась из-за него заболеть. А вода была мутная, с белым осадком. Я переживала, что охранники испортили ее».

Далее последовал первый из двух сеансов индоктринации в тот день. Майсем вошла в класс и сразу заметила направленные на учащихся камеры, расположенные в каждом углу комнаты и следившие за их мимикой или за тем, что они пишут в тетрадях.

В 9 часов утра в класс зашла учительница. Она встала впереди, за перегородкой из металлических прутьев. По бокам от нее, у стен, расположились два охранника. Учащиеся синхронно, как по команде, открыли свои тетради. Учительница повернулась к группе.

«Когда вы были маленькие, – спросила она, – вы видели где-нибудь мобильный телефон?»

Учащиеся жестами и вновь в унисон показали, что нет.

Один мужчина встал.

«У нас не было еды. У нас не было ни электричества, ни воды. У нас не было технологий. Мы даже не знали, что такое телевизор», – произнес он безразличным голосом, напоминая робота. – Мы благодарны нашей партии и правительству».

Он сел.

«Посмотрите на успехи китайского народа! – воскликнула учительница. – Посмотрите на изменения. Наш великий народ построил ваши города, школы, дороги и больницы. Посмотрите на все наши технологии! Раньше у вас ничего не было, и вы ничего не делали, чтобы становиться лучше, когда у вас был такой шанс. Наш великий китайский народ сделал вас частью современного мира! Начнем же наш урок гражданственности».

Майсем обвела взглядом комнату и вгляделась в пустые лица учащихся, которые, казалось, были приучены не высказывать независимых суждений. «Здесь, в Китае, наша правовая система гарантирует равенство всех меньшинств», – сказала учительница.

«В Советском Союзе, – продолжила она, – было много меньшинств. Но не было грамотных политических решений, которые защитили бы эти меньшинства. Поэтому Советский Союз распался. Но Китай силен. Китай защитит вас, и Китай позаботится о вас».

«У каждого из моих родителей было по семь или восемь братьев и сестер. Мы жили бедно. Но правительство показало нам правильный путь, провозгласив политику „одна семья – один ребенок“», – упомянула она о долгосрочной политике Китая, ограничивающей рождаемость в семье.

«Сегодня я обеспеченный человек и могу дать своим двум детям все, чего они хотят. Мы должны благодарить наше правительство».

«Вы все очень умны. Умнее тех людей, которые остаются на улицах. Вы все бывали за границей. Вот почему наша великая нация направила вас сюда. Я горжусь тем, что провожу с вами каждый день, потому что вижу ваш интеллект. А теперь давайте попробуем сделать упражнение».

Учительница поставила на парту две бутылки с водой. Одна была пустая, а другая полная.

«Я утверждаю, что полная бутылка наполнена водой. Также я думаю, что пустая бутылка наполнена водой. Что думаете вы?»

Один из учащихся поднял руку и встал. «Обе бутылки наполнены водой!»

«Хорошо!»

Майсем попыталась осмыслить эти несуразные игры разума.

«Как будто она пытается промыть нам мозги, чтобы мы думали, что эта адская тюрьма прекрасна, – подумала она. – Все хорошо, поскольку она говорит, что все хорошо, – она хочет, чтобы мы сомневались в наших собственных представлениях о реальности».

Она обвела взглядом комнату, вглядываясь в других учащихся, которые оставались безмолвными и не выражали никаких эмоций.

«Я должна найти способ сохранить ясность ума. Я должна найти слабое место в этой системе».

Поначалу эта задача казалась Майсем безнадежной. Правила, инструкции и «тесты» были бессистемными и произвольными, лишенными почти всякого смысла, словно их разработали для того, чтобы напугать заключенных, выбить их из колеи, заставить подписать признание или настучать на своих сокамерников, пока те не настучали на них.

Заключенные по очереди садились перед двумя столами, на которых стояли миниатюрные модели. На столе слева без всякой системы были разложены макеты дома и двора. На столе справа, также в произвольном порядке, лежали миниатюрные копии автомата АК-47 и гранат.

«Нужно было расположить модели дома, деревьев и кустов во дворе как в реальной жизни, – рассказывал мне другой уйгур, который был заключенным в том же концентрационном лагере. – Затем проверяющие просили разложить модели автомата АК-47 и гранаты так, чтобы они заняли правильное положение. Но как автоматы и гранаты должны „правильно“ лежать на столе?»

«Позже я узнал, что если вы дотрагивались до фальшивого автомата и фальшивой гранаты и вообще начинали их передвигать, то проваливали тест и объявлялись террористом: это означало, что вы комфортно чувствуете себя с оружием. К счастью, я их не трогал, поскольку не знал, что с ними делать».

Наказанием за ошибку был день или больше в изоляторе, после чего тест повторялся.

После двух утренних часов, проведенных за подобными занятиями, учительница дала указание приступить к ежедневному письменному заданию.

«Теперь наш урок закончен, вам осталось выполнить обычное упражнение: написать семь страниц размышлений о нашем сегодняшнем занятии», – объявила учительница. Было 11 часов утра. На работу им дали час.

Учащиеся равнодушно начали изливать на бумагу слова, единственным назначением которых было польстить учительнице и руководителям страны. Майсем подглядела в тетради других учащихся: «Я люблю свое правительство… Я люблю свою страну… Я люблю свою великолепную учительницу… Я плохой человек, который совершал ошибки… Я счастлив учиться правильно мыслить у моей замечательной учительницы».

Казалось, все учащиеся одновременно пишут одно и то же. Следящая за работой учительница заметила, что у Майсем нет тетради.

«Где твоя тетрадь?» – спросила она.

«У меня никогда ее не было».

Вот оно, слабое место, поняла Майсем. В своем стремлении все отслеживать, документировать и контролировать лидеры страны построили до смешного бюрократическое полицейское государство. Лагеря, наспех переоборудованные из средних школ и других учреждений, были переполнены, а их работа была плохо организована. Бюрократия полицейского государства не справлялась с внезапным наплывом заключенных; ей требовалось больше времени, чтобы обеспечить функционирование системы концентрационных лагерей. Это означало, что иногда система перевоспитания давала сбой: люди не получали таких простых