Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

«Полицейский отправил меня в этот центр содержания по своей прихоти: я пожаловалась, что меня заставляют мыть окна», – объяснила Майсем.

Ее не провели через необходимые бюрократические процедуры, чтобы зарегистрировать в качестве заключенной лагеря более строгого режима. Майсем была внесена лишь в систему низкоуровневого центра перевоспитания, где ей полагалось изучать управленческие методы коммунистической партии по шесть часов в день. Поэтому власти не подготовили для нее ни тетради, ни формы, которую выдавали заключенным. Они не знали, что с ней делать.

«Это немного обнадежило меня. Возможно, мне удастся как-нибудь обыграть систему и выбраться наружу», – рассказывала Майсем.

Поняв, что возникла проблема, учительница попросила охранников отвести девушку к «политруку» лагеря. Майсем вошла в кабинет высокого человека с усталым лицом.

«Я хмурилась. Меня злила бессмысленность занятий, и по мне это было видно», – вспоминала Майсем.

Вместо того чтобы дать девушке тетрадь и карандаш, политрук сразу же начал лекцию: «Из твоего досье я вижу, что у тебя хорошее образование. Студентка магистратуры, училась в университете в Пекине, высокие результаты тестов, много лет провела за границей. Говоришь на нескольких языках. Соседи отмечают, что ты постоянно читаешь книги».

Майсем ничего не ответила.

«Я знаю, ты думаешь, что твоя преподавательница – какая-то училка начальной школы, что все это ниже твоего уровня. Но она – твоя начальница, и я – твой начальник. Ты должна это запомнить. Для этого ты и здесь».

Майсем со вздохом закатила глаза.

Политрук с силой ударил кулаком по стопке бумаг: «Чтобы я больше никогда не видел такого выражения на твоем лице!»

«Мои чувства – не ваше дело», – огрызнулась Майсем.

«Оглянись вокруг, – сказал политрук. – Здесь ни у кого нет чувств. Ни ненависти. Ни страсти. Когда охранники избивают их, они не плачут. Посмотри на всех этих учащихся, которые пишут в своих тетрадях. Между ними нет различий. Видно, что их разум един – они очищены от всех вирусов.

Извини, что не провели тебя через курс начальной ориентации. Это потому, что ты не внесена в нашу базу, – продолжал он. – Мы позвонили в твою районную администрацию, мы работаем над этим. Но ты здесь новенькая. Со временем всему научишься. А пока ты здесь, я не хочу видеть никаких эмоций на твоем лице. Можешь идти».

В сопровождении охранников Майсем вернулась в класс, где провела оставшийся час, разглядывая пропагандистские лозунги на стенах, поскольку тетради у нее все еще не было. Прозвенел звонок, учащиеся закончили писать и отправились на обед. За столы садились заранее распределенными группами по четверо. Прежде чем заключенным было позволено приступить к обеду, они встали и спели национальный гимн Китая «Марш добровольцев». Обед состоял из небольшой миски вареных овощей и белого риса. После окончания трапезы охранники отвели учащихся, шедших группами по четыре человека и почти нога в ногу, обратно в камеры. Им разрешалось поспать тридцать минут – но при соблюдении строгих условий.

«Нам можно было спать, только если наши кровати были аккуратно заправлены. Даже во время сна, – рассказывала Майсем. – Если мы не спали, или слишком много ворочались, или перешептывались, охранники наказывали нас: избивали или лишали обеда на следующий день. Был только один способ поддерживать кровати в нужном состоянии – спать сидя».

Майсем была измучена, и у нее не получалось спать в такой позе. Через тридцать минут охранники вернулись.

«Почему эта девчонка не спит? – сказал один из охранников сокамерницам Майсем, указав на нее. – Вы должны научить ее нашим правилам. А пока мы вас всех накажем».

Охранники заставили всех сокамерниц Майсем, кроме нее самой, стоять в одной позе в течение тридцати минут. Если бы хоть одна из них пошевелилась, отсчет времени начался бы сначала.

«Смотри, что ты натворила, – кричал один из охранников на Майсем. – Это твоя вина!»

После того как ритуал завершился и охранники ушли, Майсем извинилась перед остальными заключенными.

«Пожалуйста, не волнуйся, – сказала одна из них. – Они всегда наказывают нас по разным причинам. Сегодня виноватой сделали тебя. Завтра они найдут волосок на полу».

С 14:00 до 16:00 женщины-заключенные присоединялись к мужчинам на занятиях по таким дисциплинам, как «Ислам», «Конституция», «Национальное единство», а также «Жизнь и учение Си Цзиньпина», рассказывала Майсем.

На одном из таких уроков в классную комнату вошел человек, назвавшийся представителем духовенства. Майсем приготовилась выслушивать очередную порцию нелепого пропагандистского бреда.

«Никто из вас не понимает, что на самом деле значит религия, что такое ислам, – начал он. – Молитва, пост – ничто из этого не вписывается в современную жизнь в нашей великой стране. Мы – хирурги, которые оперируют ваш мозг, вашу идеологию. Ваш разум отравлен. Сейчас мы дадим вам лекарство. Вы должны быть благодарны за него нашей великой нации».

Майсем чуть было снова не закатила глаза, но вспомнила о камерах видеонаблюдения и утреннем предупреждении политрука: не показывай эмоций.

«Лучше сидеть с каменным лицом, – подумала она. – Не хотелось бы, чтобы сокамерниц снова из-за меня наказали».

«Посмотрите на типичную мусульманскую деревню, – продолжал „представитель духовенства“. – Муж – бедный рабочий. Жена не работает. Дети не ходят в школу, потому что их держат в тисках религия и нищета».

«Вы здесь по своей вине. Подумайте о своих семьях. Их привычная жизнь была нарушена, потому что вы отравили своей разум идеологией. Вам пришлось прийти сюда, чтобы очиститься. А теперь ваши семьи, возможно, страдают из-за того, что вас нет рядом. Может быть, они не могут найти работу. Может быть, вашим детям пришлось бросить школу. Это ваша вина. Это ваша вина».

«Вы не знаете, что такое религия на самом деле. Вы не знаете. Вы не знаете. Вы совсем этого не знаете».

Когда эта нудная лекция закончилась, учащиеся открыли тетради и невозмутимо приступили к написанию семистраничных конспектов. «Представитель духовенства» попросил одного из них поделиться написанным.

«Я сожалею о неправильной жизни, которую вел, – прочитал учащийся. – Благодарю партию. Вы дали мне все. Вы как мои родители, отец и мать в одном лице. Вы – солнце, вы – луна, вы – горы. Я не верю ни в рай, ни в ад. Вы – мой единственный рай. Я буду следовать только за вами. Пожалуйста, направляйте меня вечно, чтобы я мог видеть путь».

[ ]

Майсем в ту ночь заснула с трудом. Было слышно, как в соседней камере охранник отчитывает заключенного: «Что это спрятано в твоих сигаретах? Вор!»

Мужчину обвинили в том, что он незаконно пронес какой-то предмет на территорию центра, – какой именно, Майсем не смогла расслышать. Они ворвались в камеру и избили его.

Когда наступило утро, охранник зашел в камеру Майсем и назвал ее имя: «Пройдемте с нами».

Майсем боялась, что ее тоже ждет наказание.

Но охранники отвели девушку в помещение, похожее на приемную, рядом с выходом на улицу. Когда Майсем вошла туда, ее охватила радость. Там была ее мама.

Глава 14

Массовое интернирование

Полное преображение – навстречу здоровому, добродетельному мироощущению.

Китайский чиновник в Синьцзяне, август 2017 года

Матери Майсем удалось выяснить, где находится лагерь, и убедить политрука разрешить ей одно свидание с дочерью.

«Она надела золотые кольца, модную одежду и накрасилась, – вспоминает Майсем. – Хотела показать лагерному начальству, что она важная персона, которая заслуживает серьезного отношения».

Мать принесла ей сменную одежду. Майсем, по-прежнему не зарегистрированной в лагерной системе, так и не выдали положенную форму.

«Надень это», – сказала мать.

«Как ты меня нашла?» – спросила Майсем.

«У нас не так много времени, – сказала ее мать. – Но я постараюсь как можно быстрее рассказать тебе, что происходит».

Целую ночь мать Майсем провела возле здания районной администрации. Затем несколько часов упрашивала секретаря позволить ей встретиться с самим мэром, а не с его помощником, как раньше.

«Я просто хочу хотя бы один раз увидеть ее, – умоляла она. – Я только хочу узнать, где она».

«Это государственная тайна, – сурово отвечал секретарь. – Мы должны заботиться о вопросах национальной безопасности».

«Моя дочь – не угроза национальной безопасности!»

«У нас очень много девушек в центрах