есть следствие того, что он, трижды осторожный Дрентельн, все-таки дал где-то маху! Дал повод, чтобы по меньшей мере без возражений выслушать порицание тому, кому Дрентельн присягал на верность и слепое повиновение. Это – как минимум! «А как максимум?» – мрачно размышлял в эти минуты Александр Романович.
Тем не менее молчать далее и продлять и без того затянувшуюся после многозначительного сообщения Победоносцева паузу было просто неприлично. И Дрентельн дипломатично поинтересовался:
– Что же за фраза такая… особенная?
– Не особенная – а опаснейшая для династии Романовых! – немедленно поправил Победоносцев. – Говоря о будущем детей, прижитых от Долгорукой – и, в частности, о судьбе Георгия – государь не только связал это будущее с будущим всей России. Он выразился в том смысле, что весьма рад тому, что этот мальчик – русский по крови. А речь в целом шла о невольном вреде для государства, проистекающем от монарших особ, в чьих жилах мало русской крови. Вспомните, опять-таки, натянутые отношения государя с Наследником престола, Александром Александровичем. Учтите также неоднократно высказываемые государем опасения за судьбу империи, которую он вынужден вверить в руки законного Наследника!
– Какой вывод напрашивается? – Победоносцев остановился и вперил в собеседника яростный взгляд. Не дождавшись ответа, он скривился и сделал вывод сам. – Совершенно очевидно, что Его Величество не исключает – по крайней мере не исключает! – возможность передачи скипетра в руки долгоруковского отпрыска!
– Хм! – Дрентельну в темноте удалось спрятать невольную улыбку. – Хм, но ведь в жилах этого долгоруковского отпрыска, как вы изволили выразиться, немало крови Романовых. Не бастард, чай, полагаю…
– Сомнения в отцовстве государя тут ни при чем, господин Дрентельн! – резко перебил Победоносцев. – И уж коль скоро речь об отцовстве, скажу вам откровенно: для Российского государства было бы несравнимо полезнее, если бы для подобных сомнений были веские основания. Но репутация княжны Долгорукой чиста… к сожалению!
Насупила долгая пауза, прерванная тем же Победоносцевым:
– Знаете, Александр Романович, я бы не удивился, если бы государю пришла в голову мысль об изменении закона о престолонаследии – в пользу этого долгоруковского отпрыска, Георгия! Что вы думаете по сему поводу?
– Ну-у, уж это, по-моему, вы того, Константин Петрович, – усмехнулся Дрентельн. – Вряд ли подобный шаг в характере государя. Позволю себе высказать убеждение в том, что Александру Николаевичу «пороху» на подобное решение никогда не хватит.
– Вы совершенно правы, характер у нашего монарха скорее нерешительный, – согласился Победоносцев. – Однако именно свойственное государю метание между игрой в либерализацию и жесткой, достойной монарха линией, чему мы находим наглядное подтверждение в постоянных отступлениях от монархических принципов и традиций, дает истинно русским патриотам основание предполагать худшее.
– Изволите иметь в виду влияние, оказываемое на императора княжной? М-да, я слышал, что за последнее время государь не принимает ни одного решения без совета Долгорукой. Однако общеизвестно и другое, Константин Петрович! Слава Богу, у княжны хватает скромности и здравого смысла не злоупотреблять своим влиянием на государя! Уж тут скорее можно говорить о мыслях нашего самодержца вслух, не более! Да, справедливость прежде всего: лично у меня нет ни одного факта, говорящего о прямом вмешательстве Долгорукой в государственные дела!
– Но она женщина, уважаемый Александр Романович! Женская логика, кою справедливее было бы обозначить как отсутствие всякой здравой логики, совершенно непредсказуема! К тому же она мать! Мать, горячо любящая своих детей! Озабоченная их будущим! Будем откровенны: нынче только приверженность трону и лично государю удерживает многих сильных мира сего от каких-либо решительных демаршей по отношению к Долгорукой и ее детям!
Победоносцев снова остановился, вынуждая остановиться и собеседника. Наконец, яростно хлестнув тростью по парапету, он отшвырнул отломки в сторону:
– Но ведь Долгорукая не может не отдавать себе отчета в том, что ее возлюбленный, увы, не вечен! Боже нас упаси – но ведь император находится в критическом для всякого мужчины возрасте. К тому же – извините старика за прямоту – когда-нибудь анархисты и бомбисты могут добиться успеха! Что будет с Долгорукой и ее семейством, когда на троне окажется законный Наследник, Александр III? Самое для Долгорукой благоприятное – немедленная высылка из Петербурга! А скорее всего, и из России. Правда, государь заблаговременно обеспечил финансовое благополучие своих детей от Долгорукой. Он официально признал их, дав не только великокняжеские титулы, но и свое отчество! Кто поручится за то, что завтра Екатерина Долгорукая, пользуясь благорасположением государя и своим на него влиянием, не вознамерится усадить Георгия на российский престол? И не начнет склонять к этому государя?
– Н-не знаю, не знаю, господин Победоносцев, – покрутил головой шеф жандармов. – Георгий на российском престоле? Мне это представляется маловероятным. Крайне маловероятным, почти невозможным…
– Для России страшен не только этот вариант, милостивый государь! Даже попытка изменить принципы престолонаследия чревата самыми серьезными и даже страшными последствиями! Россия, и без того взбаламученная либерализмом государя, неминуемо расколется окончательно – ибо, без сомнения, найдутся силы, которым подобная ситуация будет только на руку! И не только в России, уверяю вас, господин Дрентельн!
Некоторое время собеседники молчали, искоса поглядывая друг на друга: беседа дошла уже до крайней черты благоразумной откровенности людей, не связанных узами дружбы.
– Между тем Наследник, говорят, чрезмерно увлекается горячительными напитками, – совсем, казалось бы, некстати вздохнул Дрентельн. – И, что гораздо хуже, слухи и сплетни об этом расползаются в столице подобно заразе и нынче тайны ни для кого не составляют. В том числе и для государя, чья холодность к Наследнику от этого только укрепляется. Мне кажется, Константин Петрович, что вы, как один из воспитателей Александра Александровича, могли бы употребить свое влияние с тем, чтобы обратить его внимание на это пагубное влечение и все возможные последствия этого.
– Слухи о пьянстве Наследника престола преувеличены, – вяло возразил Победоносцев.
– Вот как? – Дрентельн позволил себе вежливо рассмеяться. – Я, конечно, не частый гость в Зимнем, но доверенные люди у меня там есть! Они рассказывают ужасные вещи про Наследника и его злого гения, этого развратителя, его личного адъютанта Петра Андреевича Черевина. Генерал сводит все усилия супруги наследника на нет! Именно он, заметьте, является главным поставщиком спиртного во дворец! Вы слыхали про последнюю придумку Черевина? По его примеру Александр Александрович, например, заказал себе особо скроенные сапоги, в каждое голенище которых незаметно для глаз легко входит плоская фляжка французского коньяку. Стоит его супруге, Марии Федоровне, отвернуться – как фляги извлекаются на свет божий… Глядь – а Наследник уже опять ложится на пол и начинает хватать за ноги всяк проходящих…
– Мальчишество, не более…
– Побойтесь Бога! Наследнику тридцать пятый годок! Какое тут мальчишество?! Правильнее назвать подобное следовало бы пьяными выходками – даже не гусарскими! – купеческими, но никак не
