Через пять минут просмотра кушать нам расхотелось…
…«Бентли» ныряет в платный тоннель под Московским проспектом. В другое время я бы поглазел вокруг на бесконечное море сувенирных лавок, баров и кафешек, поскольку на своей машине я сюда не спускаюсь. Трасса отдана в концессию финнам, и цены кусаются. Но сегодня, как назло, мне не до подземных пейзажей.
Я гляжу на скрин, и вначале кажется, что гонял компьютер вхолостую. «Салоники» никак не пересекаются с «Жаждой». Точнее, не пересекаются служащие корпорации Костадиса и люди в Москве, которые делали «Жажду». Костадис чист; хотя бы на данном фронте что-то проясняется… Не найдено ни единого совпадения, только в двух-трех интервью фамилия грека звучит рядом с хозяевами московских программ. Фирма «Салоники» не оказывала москвичам никаких услуг. Хотя это ни о чем не говорит, кто-то мог уволиться, кто-то мог продать пакет акций. Возможно, следовало бы иначе поставить задачу или обратиться к профессионалам. Я, как и раньше, не понимаю, какого черта понесло Милену Харвик в игорный зал «Салоник». Я ничего не понимаю, я не продвинулся ни на сантиметр…
Коко замечает первая; наверное, мои извилины окончательно перепутались.
— Смотри-ка! Наш пострел везде поспел… А ты умненький, котик. Я и не знала, что Сибиренко приложил лапку к «Реаниматорам». Это ведь было так давно.
— Я тоже не знал…
Кусочком мозга я успеваю подумать о том, что Коко первая произнесла фамилию моего босса. Я решаю никак не реагировать. Не нашлось ничего предосудительного по «Салоникам», но остатки интуиции не подвели.
Гораздо быстрее, чем я успеваю сообразить, блондинка перехватывает управление скрином и задает несколько новых команд. Она общается с машиной на безупречном английском, и потому экономится время на перевод. Коко почти не делает ошибок, ее решения изящны и просты. Слой за слоем она снимает тончайшие пласты лишней информации и внедряется в закутки, куда никто до нее не забирался. Я думаю, что непременно следует поинтересоваться, не увлекалась ли моя спутница сетевыми логическими игрушками. Например, такими, которые выпускает фирма «Салоники»?..
То, что поначалу выглядело, как гипотеза, становится аксиомой. Лев Петрович Сибиренко приложил руку к созданию одного из самых скандальных шоу века. Раскопать его долю собственности невозможно и, пожалуй, ни к чему; Коко и так проделала колоссальную работу. На «Реаниматоров» охотились, их пытались запрещать, выдвигались идеи вплоть до отстрела коммерческих спутников, пока новые программы не затмили телевизионный небосклон. Авторы старались не афишировать имен, поскольку разъяренные родственники погибших завалили суды заявлениями. Создатели и владельцы шоу не афишировали имен, но и прятаться, согласно законодательству, не имели права. Коко виртуозно вытащила молодого еще телемагната на свет, отряхнула от пыли и преподнесла мне.
Я пока не понимаю окончательно, что это может означать сегодня для нашей возни, но по инерции переписываю десяток прочих фамилий, скользнувших рядом с моим боссом. Кто-то из них кажется весьма знакомым, следует непременно проверить. Отныне все, что его касается, в какой-то мере занимает и меня. Это отвратительно, но ничего не могу с собой поделать.
Острым ноготком Коко проводит по темному профилю Сибиренко. Я механически отмечаю, что она успела в машине сменить ногти и стразы. Те ногти, что сейчас удлиняют ее пальцы, запрещены как холодное оружие. В умелых руках… Да, смешной оборот. На умелых руках это страшное оружие. В академии нам показывали всевозможные виды прикладных систем обороны. Выдвижные акриловые полосы с закаленной титановой оплеткой; легкого взмаха кисти достаточно, чтобы вскрыть человеку трахею…
— Вот именно, кто это? А ты сама знаешь, кто он такой?
— Может, и знаю. — Коко потягивается, шевелит своими страшными ногтями, как сытая пантера. — А она ничего, твоя Ксана, я бы с ней поиграла. Она работает на этого борова?
— Нет…
Следующую минуту я обескураженно молчу. Я решаю две задачи. Откуда эта бестия знает имя моей жены и где же на самом деле работает Ксана? По поводу имени можно даже не спрашивать; ничего не стоит заполучить биографию любого человека, проживающего в странах Европы и не защищенного в сети синим или красным флажком.
Почему-то я никогда не задумывался о месте работы моей жены…
— А где работает твоя киса?
— В одной конторе. — Собственный голос доносится издалека. — Продает недвижимость.
Коко молчит. У меня начинает покалывать в висках, и такое ощущение, будто желудок намерен вывернуться наружу. Второй раз за вечер, и всякий раз, когда речь заходит о личном. Нервы, всего лишь нервный срыв…
— Это маленькая фирма. «Зеленый дом» или что-то вроде…
— Зеленый дом, торговля недвижимостью, Ксана Арсенова, — повторяет Коко в окошко свободного скрина и вновь, не отрываясь, изучает мою переносицу.
Мне показалось, что лимузин сильно накренился на повороте, но мы едем по совершенно ровному, прямому отрезку пути. Коко смотрит на меня остановившимся взглядом:
— Тебе дурно, котик? Хочешь глотнуть коньяку?
Нет, я ничего не хочу глотнуть. Я кое-как расслабляю свои пальцы, вцепившиеся в подлокотники. Со мной такое в третий раз. Вероятно, нервное. Живот не болит, ничего несвежего я не употреблял.
Компьютер выдает ноль ссылок на указанное сочетание.
— Новая фирма, — тупо повторяю я. — Они недавно организовались. Продают участки в лесу…
Почему-то я не могу смотреть в скрин. Я хочу, чтобы эти разговоры побыстрее закончились.
— В лесу, — словно эхо, отзывается блондинка, и кажется, на некоторое время теряет интерес к моей жене. — А тот боров в «ягуаре», он тоже из леса?
— Это мой босс, — непонятно зачем делюсь я, — Но Ксана никогда не работала на телевидении. Она тут ни при чем…
Коко смотрит на меня сквозь фиолетовые очки. Снаружи по стеклам «Бентли» ползают леопардовые пятна. Компьютер зеленой ниткой рисует наш маршрут. На спидометре двести сорок, внизу проносятся залитые огнем кварталы. У меня такое ощущение, словно я перед этой голозадой куклой в чем-то оправдываюсь. И еще у меня ощущение, что она совсем не кукла. И что если я буду и дальше думать о фирме «Зеленый дом», из меня сию минуту полезет назад мой обед.
— Ксана здесь ни при чем…
…— Добро пожаловать в команду реаниматоров! — кривя на сторону рот, гнусаво произнес парень в рваной футболке.
Он был весь какой-то кривой. На губах шелушились болячки, под глазами висели мешки, но, возможно, они были нарисованы. Я очень быстро понял, что в этой игре нельзя доверять ни зрению, ни слуху. Ведущий выглядел больным, он постоянно чесался и прикладывался к бутылке. Он трепался с операторами, матерился и по ходу дела поливал грязью всех шишек в официальном телемире. Потом рядом с этим тощим уродом возникла девчонка с закрашенными разной тушью глазами, в дырявой латексной юбке красного цвета и грязном бюстгальтере. Ее золотушные плечи были покрыты тату на темы сатанизма, а на груди болтались железные амулеты. Девчонка тоже чесалась; ее рыжые космы выглядели так, словно ими мыли полы. Андрюхина сестра узнала в этом стилизованном кошмаре певицу из супермодной группы.
