Чечен-Аул и Белгатой и не контролируемый нашими войсками, был успешно взорван ранее, но чеченцы к лету умудрились его восстановить. Мост надо было взрывать опять, но так, чтоб к нам уже претензий не было. Пришлось нам стать «грузинскими наемниками». На этот выход были подобраны разведчики с нерусскими рожами – Серикбай, Оглы, сапер Грек, сам Гюрза и я, благо был небрит и со своей рыжей бородой мог сойти за кого угодно (опыт двух лет службы в Грузии, опять же, мог пригодиться).
Засветившись перед местными нерусской речью, а затем вступив в бой с «невесть откуда взявшимся» патрулем федералов (чтобы лишние свидетели слились подальше от стрельбы), мы благополучно совершили диверсию, разрушив многомесячный труд мирных чеченцев, ибо бесконтрольные передвижения местного населения обычно заканчиваются большими проблемами…
Но под Чечен-Аулом мы работали днем, а в Шали собрались ночью, так что тонкости с лицами и акцентом нынче нам ни к чему, ночью все одинаковы. Сам Хайхороев несколько дней назад, типа, отомстил нам за взятие Бамута, взорвав два троллейбуса в Москве, и теперь мы намерены уравнять счет, подставив его во внутренние разборки с кадыровцами – они знают толк в кровной мести. И пусть они сами гасят друг друга в свое удовольствие, раз уж у нас с ними перемирие…
…Комбриг был в шоке от наших идей и, поняв, что нас пора вытаскивать из леса пока еще чего не сотворили, решил сливать с базы засидевшегося в гостях прокурора. Спецоперацию по запугиванию и закошмариванию представителя прокуратуры он доверил своему комендантскому взводу. Не так давно боевики атаковали базу 506-го мотострелкового полка под Беноем. Бой был очень кровавый, с огромными потерями. Нечто подобное комендачи решили разыграть и на нашей базе…
…В три утра началась беспорядочная автоматно-пулеметно-гранатометная стрельба. В палатку прокурора залетел прапорщик из комендантского взвода и, заорав на ухо спящему: «Все пропало! Нас атакуют! Мы все умрем!!!» – схватил его за шкирку и, сунув в руки автомат, затолкал прокурора в ближайший окопчик. Там он и просидел до четырех утра, слушая канонаду с нашей стороны и дикие вопли «Аллах Акбар!» из темноты со стороны поля. Потом тот же прапорщик объяснил ему, что «вроде, на сей раз пронесло, это, видимо была разведка боем, скорей всего, попрут завтра в ночь на полную силу…». Прокурор «завтра» дожидаться не стал и, собрав вещички, свалил в тихую и уютную Ханкалу прямо с утра с первым же вертолетом. А к вечеру разведку, наконец-то, вернули на базу. Десятку разведчиков, попавших в «группу риска», сразу вручили отпускные бумаги с приказом завтра же слиться в отпуск и не появляться в бригаде в течение месяца!
…Я сижу на взлетке в Ханкале в ожидании вертушки на Моздок. В Ханкалинском муравейнике вычислить, кто есть кто мало реально, но береженого боги берегут и хотелось бы свалить отсюда как можно скорее. А это задача трудновыполнимая. Нас на взлетке человек триста и всем надо побыстрее. Но, дело в том, что грузовой вертолет МИ-26 летает только раз в сутки и берет на борт только восемьдесят семь человек. Я летал на нем уже не раз, сажали меня и девяностым, и сто первым пассажиром, так что надежды улететь сегодня я не теряю…
Вертолет приземлился и загрузил положенные девяносто человек, дальше, главное – не проморгать момент.
Вот к командиру экипажа подходит офицер:
– Командир, давай, мою группу загрузим, у меня всего девять человек…
При этом офицер достает пузырь и стакан и, прикрывая своей спиной это дело, набулькивает командиру экипажа двести грамм. Далее следует команда бортмеханику:
– Сажай этих девятерых! И все – больше никого!
Но к командиру вертолета уже подкатывает какой-то медик:
– Слушай, майор, я тоже майор, неужто не договоримся! – следует очередное «буль-буль», – У меня всего четыре человека и одна из них – женщина. Наташа, иди сюда…
Медичка Наташа, постреливая глазками, улыбается порозовевшему и сомлевшему командиру экипажа. Тот, передавая бортмеханику пузырь с водярой, машет рукой:
– Грузи этих четверых…
Когда командир вертушки уже стоит под углом где-то посредине между вертикальным и горизонтальным, в вертолет пошмыгиваю и я. Внутри все как шпроты в банке, сесть или развернуться не реально. И тут все зависит от мастерства экипажа – главное, чтоб перегруженный вертолет оторвался от земли. Ведь я залез не последним и по счету я – сто семнадцатый!…
Грозный
Сентябрь 1996 г.
…Картина маслом из цикла «нарочно не придумаешь» – я сижу в воронке, а напротив меня в той же воронке сидит «чех»… Так получилось, что сегодня мы не враги, а союзники и нам выпала возможность вблизи поподробнее рассмотреть противника. «Чех» маленького роста, лет тридцати, весь обмотан пулеметными лентами и вооружен ПК. Вид у него настороженно-ошарашенный, хотя и усиленно делает безразличное лицо, и у меня видок, наверное, не лучше…
Больше года мы воюем друг с другом, научились ненавидеть друг друга, но сегодня, похоже, весь мир сошел с ума – иначе эту ситуацию не объяснить! До нас доходили слухи, что в Грозном боевики и федералы уже выходят на совместное патрулирование города, но в это не верилось – как такой дурдом может быть?! И вот это веяние докатилось и до нас – сегодня с утра мы, совместно с боевиками (!), вышли прочесывать горную лесную дорогу Шали – Агишты – Махкеты для того, чтобы воевать с другими боевиками (!!!), которые какие-то «непримиримые». Так же, заодно, мы должны разминировать минные поля, идущие от нашего пятого блокпоста до самого леса. По логике выходит, что тот «чех», который сидит со мной в одной воронке в ожидании пока наш сапер Лис взорвет нахрен все найденные мины, вполне очень даже «примиримый», а может просто безразличный. Или тоже не понимает, что происходит.
Как такое вышло? Как мы докатились до такого финала? В голове стучит одна мысль – это Лебедь, сука! Генерал Лебедь, «чеховская» подстилка, скурвившаяся шкурка. Продал и предал всю группировку за сладкий кусок, конченая мразь!
На этой войне предательство больших кремлевских начальников не редкость, но раньше нас продавали в розницу и как-то стеснялись, что ли, а в этот раз в Грозном Лебедь сдал всех оптом, шкура…
Некоторое время назад в Новых Атагах шли переговоры о перемирии и соглашениях, и обеспечивать безопасность этих переговоров с нашей стороны брали разведку 166-ой бригады. Меня тогда переполняло бешенство и я хотел застрелить и Лебедя, и Масхадова, а потом со спокойным сердцем пустить пулю в голову себе, но мой мстительный пыл охладил Аббат:
– Есть негласный приказ тебя на обеспечение переговоров не брать категорически!
– Почему?
– Ты сам знаешь. Посиди пока на базе, там видно будет…
Со временем я подостыл и вот теперь – эта совместная с шалинскими бандитскими формированиями операция с непонятными целями. Для меня сейчас есть один неразрешимый вопрос – как различать, какой боевик с нами, а какой враг? Если начнется месиво – буду валить всех подряд! Пускай аллах на том свете разбирается, кто был хороший, а кто плохой. Но пока все тихо…
С утра нас разбили на группы по пять-шесть человек. В каждую группу вошли двое федералов, два-три боевика и в нашей пятерке еще присутствует мент непонятной национальности – представитель комендатуры. Ромка, мой нынешний напарник, со своим чеченом и ментом засел в соседней воронке, а мы с моим нохчой молча изучаем друг друга на расстоянии удара ножа в этой, в ожидании, когда Лис расчистит нам тропинку для продвижения в лес путем «подрыва на месте обнаружения» всех найденных взрывоопасных боеприпасов и мин. Так что, пока есть время подумать и поразмышлять – как же мы дошли до такой жизни!
***
Весь июль «бешеная бригада» колесила по местам былой боевой славы в поисках врага достойно. Сначала навестили «крысиный район». Заглянули в раздолбанное Комсомольское – не завелись ли там боевики? Но там с нами воевать никто не пожелал (ни дураков, ни смелых не нашлось). Затем углубились по знакомым тропам в «зеленку», поднялись на высоту 687, оттуда прошли вдоль горы Тамыш и пустились к Алхазурово, где сели на броню и рывком вошли в Гойское. Тут тоже все было тихо. По разведданным, которые
