нещадно терли мелким песком и окатывали горячей водой. После натирали благовонным маслом. Художник по лицам долго мучил Элиля, подводя глаза тонкой кисточкой и выщипывая лишние волоски на бровях. Мальчиков облачили в легкую одежду из белого льна. На плечи возложили тяжелые широкие ожерелья из золота, бирюзы и вулканического стекла. На голову Элилю приладили пышный парик. Обули в новые сандалии белой кожи. Широкий матерчатый пояс затянули так, что не вдохнуть.
Покончив с туалетом, сыновей посланника вместе с Элилем вывели во двор. На поляне перед обелиском ждал домочадцев Птахмоз, разодетый по последней моде. Белая шенти из тонкого льна в мелкую складку спускалось до колен. Великолепное дорогое наплечье переливалось искорками драгоценных камней. Пышный черный парик увивали разноцветные ленты. Вскоре появилась хозяйка. Она сияла неземной красотой. Тонкое розовое платье облегало стройную фигуру. Брадобрей сотворил из ее волос высокую прическу, стянутую нитью сверкающего жемчуга. Браслеты оплетали тонкие смуглые руки.
Следом вышли девочки нарядные, с расписанными лицами. Дочь хозяина вела за руку Мелину. Теперь бывшую затворницу вообще невозможно было узнать. На нежном, немного бледном личике больше не читалось страха. Влажные темно-карие глаза не бегали испуганно по сторонам. Даже поступь стала плавной и стремительной, словно полет птицы. Она расплылась в лучезарной улыбке, заметив Элиля. Несмело подошла к нему. Щеки ее порозовели.
– Ты совсем взрослый, – шепотом произнесла она.
Элиль пожал плечами.
– А ты похожа на маленькую богиню-Цинтуху, внучку Бога Грозы.
– Она повелевает весенними ветрами, будит песнями пчел и приказывает деревьям цвести, – вспомнила Мелина, и еще больше покраснела. – У меня лицо бледное и волосы рыжие, – пожаловалась она. – А здесь все смуглые и черноволосые.
Смотритель дома подошел к хозяину.
– Вода высокая, господин, – сказал он озабоченно. – Дорогу залило, хоть на корабле плыви. На дамбе народу – не протолкнуться. Лучше – нанять лодку, пока есть свободные. Иначе до Ипетсут45 и к вечеру не доберемся.
– Нанимай, – согласился хозяин. – Только хорошую лодку подбери.
– Хорошая – очень дорого обойдется, – предупредил смотритель. – Перевозчики сейчас такую цену заламывают… – Он недовольно покачал головой.
– Нельзя скупиться в праздник Опет, – потом весь год удачи не будет. Зови перевозчика, – приказал Птахмоз.
К набережной подлетела длинная папирусная лодочка с просмолен-ным днищем. На мачте с треугольным парусом развивались разноцветные ленты. Вдоль бортов вились гирлянды цветов. Все семейство уместилось в лодке, даже для слуг хватило места.
Кормчий затянул песню и направил суденышко вперед. Река, не смотря на столь ранний час, была запружена кораблями и лодками. Все спешили на праздник к храму Ипетсут. Развивались флаги, звучали песни, переругивались кормчие. Показались высокие, массивные, прямоугольные пилоны храма Амуна. У набережной негде при-ткнуться. Кормчий, ловко лавируя, втиснулся в узкий просвет между лодками. Нос уперся в каменную пристань. Не успело семейство посланника сойти на берег, а стражники храма уже кричали лодочнику, чтобы тот отчаливал, да побыстрее.
Семейство Птахмоза с трудом пробирались сквозь толпу к пилонам храма. Слуги шли впереди и расталкивали зевак. Следом шествовал хозяин, за ним сыновья, после супруга с дочерью и Мелиной. Преодолев толчею, они попали на мощенную белым камнем дорогу, с двух сторон которой лежали на гранитных постаментах каменные бараны. Семейство оказались у входа в храм. Птахмоз назвал имя и титулы. Стражники пропустили посланника и всех его домочадцев. В обширном дворе храма все бурлило. Сановники шумели, жрецы суетились, бегали. Из большого каменного здания бритые служители, облаченные в одни набедренные повязки, всего человек двадцать, вынесли на плечах священную барку. Нос и корму украшали головы баранов. Ладья вся сияла золотом и драгоценными каменьями. В центре над палубой возвышался резной наос.
– Ладья Амуна! – Закричал старший жрец. Дайте дорогу!
Завыли трубы протяжным басом, даже холодок прошелся по спине. Сильными голосами жрецы грянули гимн. Следом из здания храма вынесли ладью богини Мут46, украшенную женскими головками с уборами в виде коршунов, сложивших крылья. За ней еще одну ладью с головами сокола – священную барку бога Хонсу.
Жрецы выстроились шеренгами по трое, музыканты в сборе – все готово к торжественному шествию. Вся масса снующих чиновников мгновенно образовала длинную колонну, и процессия двинулась к воротам. Впереди важно шли мудрейшие жрецы. В руках высокие посохи, на верхушках которых красовались серебряные набалдашники в виде статуэток богов. У каждого мудрейшего через плечо перекинута шкура леопарда. Следом жрецы с высокими шестами. К шестам крепились золотые перья Маат. За жрецами музыканты с тамбуринами и дудками. За музыкантами плыли священные лодки Амуна, Мут и Хонсу47. В наосах, что возвышались на палубах, приоткрыли расшитые золотом шторки, чтобы народ смог узреть лики божеств. За ладьями потянулись вельможи. Последними шли младшие жрецы, неся все необходимое для долгих церемоний: кувшины с ароматными маслами, чаши для жертвоприношений, курительницы и еще множество храмовой утвари.
Жены и дочери сановников в нарядных платьях, с плетеными корзинками в руках следовали по обеим сторонам от процессии и усыпали путь лепестками цветов. Мелине тоже вручили корзинку с лепестками. А Элиль каким-то образом остался один. Он впервые попал на праздничную процессию, и теперь не знал: куда ему приткнуться. Сыновьям Птахмоза жрецы дали шесты с разноцветными лентами, и они шли в хвосте процессии вместе с другими мальчиш-ками.
– Пойди-ка сюда, – поманил его жрец в скромной белой одежде. – Понесешь эту чашу для жертвенного масла. – Он показал на огромную серебряную посудину с двумя ручками по краям.
– Но я один ее не подниму, – ужаснулся Элиль.
– Сейчас подыщем тебе помощника. – Жрец оглядел пустеющий двор. Громко позвал: – Рамзес! Несносный лентяй. Брось трещотку и иди сюда.
Мальчишка, примерно такого же возраста, что и Элиль, правда, немного крупнее, в чистенькой одежде, в новеньких сандалиях нехотя подковылял к жрецу.
– Для тебя я нашел работу лучше, чем грохотать трещотками, – грозно сказал жрец. – Вот эту чашу надо донести до священного корабля.
– Но наставник, – проскулил мальчишка. – Я с музыкантами…
– С трещотками любой балбес справится, – жрец отобрал у мальчишки инструменты. – Бери вазу! Ты еще не отработал прошлое наказание.
– За что? – возмутился мальчишка.
– За то, что швырялся в учителя по математике конским навозом. Я отцу твоему пока не доложил. – Насупил брови жрец.
– Не надо говорить отцу, – испугался проказник. – Я сделаю все, что вы прикажете.
– Ох, гляди у меня! – строго погрозил пальцем жрец.
– Чего встал? – буркнул мальчишка, подойдя к Элилю. – Хватай чащу. Понесли.
С тяжелой ношей в руках они пристроились в хвост процессии. Мальчишка нарочно: то бежал вперед, то останавливался резко, якобы споткнулся, дергал вазу за ручку – хотел разозлить Элиля. Поступал
